За столетие, прошедшее с августа 1914-го, российское общество избыло свои ресурсы и утратило иллюзии
1 августа 1914 г. Россия была втянута в Первую мировую войну. Параллели между трагическими событиями столетней давности и горячей современностью не проводил только ленивый. Чудовищный август 1914-го, давший начало мировой бойне, сравнивают с нынешним жарким украинским летом. Падение малазийского «боинга» кто с плохо скрываемым злорадством, кто со жгучей тревогой, кто отстранённо-критически сравнивает с убийством в июне 1914-го эрцгерцога ФЕРДИНАНДА — событием, которое запустило страшную цепную реакцию мирового конфликта.
К сожалению, сходство действительно есть и дальнейшее развитие событий может в определённой степени зависеть и от того, сколь основательно мы выучили суровые уроки Первой мировой войны. Впрочем, и отличий масса: в первую очередь следует сказать об эмоциональном состоянии общества и его ресурсах. Нынешнее население России откровенно не хочет быть втянутым в войну, его возможности ограничены динамикой старения общества. Год 1914-й даёт картину, разительно отличающуюся от текущего положения дел: очень молодое (возрастной сегмент «до 25 лет» — около трети всего населения), патриотически наэлектризованное, чрезвычайно активное в социальном плане 160-миллионное население империи приняло весть о войне, конечно, без особого восторга, но на душевном подъёме и с решимостью сломить врага как можно скорее. Это сейчас мы знаем, что Первая мировая стоила нам державы. Но тогда, в августе 1914-го, распираемое энергией и воодушевлением российское общество не подозревало, на сколько частей разлетится перегретый котёл империи…
Одним из самых активных городов, участвовавших в снабжении фронта вооружением, финансами, живой силой и принимавших учреждения образования, культуры и здравоохранения, эвакуированные из фронтовых городов, был Саратов.
Сначала о причинах того конфликта. Собственно, не секрет, что все мировые бойни были спровоцированы непомерными амбициями иных европейских стран (в первую очередь Германии) и стремлением отвоевать под себя новые жизненные пространства, прежде всего рынки сбыта.
В начале XX в. сильнейшей страной мира являлась также держава англосаксонского мира — только не США, как ныне, а Британия. Она обладала громадными колониями (и поэтичным статусом «империи, над владениями которой никогда не заходит солнце»), гигантскими финансовыми, индустриальными и военными ресурсами и имела безоговорочное господство на морях. Что касается остальных держав, то США смирно отсиживались за океаном и на тот момент в европейскую военно-политическую кухню не лезли: Россия на глобальное присутствие не претендовала, вполне удовлетворяясь своими и без того громадными территориями; Франция и особенно Османская империя были на спаде, а вот немецкие государства — Германия и Австро-Венгрия — находились на подъёме, наращивали свою экономическую и военную мощь и претендовали на свой «сегмент влияния» в Стамбуле и Багдаде (ключам к Ближнему Востоку и всей Азии). Понятно, англичане на это категорически не соглашались, и Германия бросила вызов ветшающему британскому миропорядку. Столкновение стало неизбежным после того, как немцы начали наращивать национальный ВМФ, стремясь уравняться с британским. Это было справедливо расценено как смертельная угроза Британии и всей системе баланса интересов в Европе. Война…
Российская элита в бой рвалась не сильно. Ещё свежи были в памяти события проигранной русско-японской, которая спровоцировала революцию 1905-1907 гг. и неслыханный всплеск активности «либеральной интеллигенции», начавшей прямую атаку на власть и потребовавшей слома всей системы управления страной. Либеральная печать России и Европы объявляла Николая ВТОРОГО «кровавым тираном» и «врагом всего прогрессивного человечества» (правда, на что-то похоже?), а «передовая общественность» требовала немедленных реформ, свободы слова (хотя ей и на тот момент не особенно препятствовали нести околесицу — писать можно было практически всё что угодно), ограничения царской власти и допуска «лучших людей» к рычагам управления империей. Понятно, что при таком положении дел власть предпочитала сосредоточиться на решении внутренних проблем, а не лезть в колоссальную авантюру с чудовищными внешними рисками.
Однако уклониться от войны не представлялось возможным. Был затронут важнейший для России балканский вопрос, ключевой для внешнеполитических национальных интересов. И как в 1870-м практически всё население России призывало царя Александра II объявить войну Турции и спасти Балканы от агрессоров, так и летом 1914-го значительная часть общества требовала «спасти маленькую братскую Сербию», атакованную австро-венгерской военщиной. Снести обветшалый фасад Османской империи и — наконец-то — водрузить православный крест над Константинополем, над великой Святой Софией. Горячие головы вещали, что империя должна обезопасить свои южные рубежи и сделать Чёрное море внутренним, получив контроль над Босфором и Дарданеллами.
Давление общества на власть было, без преувеличения, колоссальным. Впрочем, 1 августа сама Германия лишила царское правительство пространства для маневра, объявив России войну.
Наш город на начало войны располагал населением, которое считалось одним из самых беспокойных во всей империи. Сыграла свою роль и милая многолетняя привычка Петербурга ссылать сюда тех, кто был неугоден официальной власти — декабристов, народников, террористов-эсеров и просто неблагонадёжный элемент. В результате саратовская общественность была пронизана либеральными и демократическими идеями, чрезвычайно сильно было свободомыслие, чреватое разбродом и шатанием; очень сильны были панславистские настроения — проще говоря, общественность потребовала от властей немедленно изобрести «симметричный» ответ нападению Австро-Венгрии на Сербию. Весть о начале австро-сербской войны дошла до Саратова 17 (29 по новому стилю) июля, а вечером того же дня по Московской прошла внушительная манифестация с национальными флагами и портретами императора. Возле памятника Александру II у Липок прошёл шумный митинг, на котором была провозглашена солидарность с братьям-сербами.
Началась запись добровольцев. На следующий день Саратов спешно покинул германский консул. Саратовцы потребовали немедленного переименования центральной улицы города — Немецкой — в улицу Скобелева. Ещё через день общество взорвало известие об объявлении войны Германией России. По всей губернии прокатились манифестации и собрания ура-патриотического толка. Особо горячие головы попытались взять штурмом уже осиротевшее германское консульство в Саратове, но были осажены полицией. 25 июля (7 августа) прошло чрезвычайное губернское земское собрание, на котором было объявлено о «единении с царём» и уверенности в том, что «Русь вынесет все испытания войны». Градус и риторики, и реального желания помочь армии зашкаливал. Всего за неделю после начала войны саратовская общественность пожертвовала на военные нужды 600 тыс. руб. — колоссальную по тем временам сумму.
Саратов стал крупным центром по формированию регулярных военных частей, перебрасываемых на западный фронт. Под войсковые части приспосабливались корпуса учебных и административных учреждений. Собственно в Саратове дислоцировался 60-тысячный гарнизон, бесперебойно пополнявший действующую армию. Серьёзной кузницей кадров для младшего офицерства стала Школа прапорщиков, которой руководил полковник Алексей КОРВИН-КРУКОВСКИЙ («умнейший контрреволюционер», по позднейшему выражению АНТОНОВА-САРАТОВСКОГО), опытный и сильный руководитель. Из её стен за годы войны вышло две с половиной тысячи младшего комсостава.
В рядах военных формирований на территории Саратова и губернии оказывалось немало людей, впоследствии прославившихся. Так, в 92-м Саратовском запасном полку служил рядовой Лазарь КАГАНОВИЧ — будущий всесильный сталинский нарком. В числе тех, кто призван в армию на территории нашей губернии, были прапорщик Борис ЩУКИН (будущий народный артист СССР, не единожды исполнявший роль ЛЕНИНА), фельдфебель Иван ПАНФИЛОВ (будущий генерал, обессмертивший своё имя в 1941-м в битве за Москву), а также «ратник ополчения первого разряда» Василий ЧАПАЕВ. Легендарный комдив гражданской был призван в армию в сентябре 1914-го в Балакове, а в 1916-м уже имел Георгиевские кресты 3-й и 4-й степени и звание старшего унтер-офицера. Весной 1917-го Чапаева перевели в 90-й полк 14-й запасной пехотной бригады, стоявшей в Саратове, где он был назначен командиром роты. К слову, опыт службы в том же 90-м полку имел некто Виктор ХЛЕБНИКОВ, позже прославившийся как поэт-футурист под псевдонимом «Велимир».
В числе саратовцев, принявших участие в боевых действиях Первой мировой, были и будущие полководцы Великой Отечественной войны: будущий генерал армии Георгий ЗАХАРОВ, командовавший взятием Севастополя в 1944-м, и будущий командующий бронетанковыми войсками Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Петр ВОЛОХ. А в самом начале войны был призван в армию один чернорабочий и грузчик Саратовского трамвайного депо. Уже в апреле 1915-го за доблесть и сметку, проявленные в боях с австро-венгерскими войсками, он получил из рук самого императора Николая II два Георгиевских креста. Это был Сидор КОВПАК, будущая партизанская легенда Великой Отечественной. Вот такие люди работали в трамвайном депо в Саратове в горячем 1914-м!
Особо следует сказать о саратовских медиках.
Как впоследствии в пору Великой Отечественной, в Первую мировую войну саратовская медицина была на главных ролях в оказании помощи действующей армии. В первые же недели войны на фронт отправились около полутора сотен выпускников медуниверситета и студентов старших курсов. Среди саратовских призывников-медиков был, к слову, будущий основоположник сердечно-сосудистой хирургии в СССР Александр БАКУЛЕВ. Помимо совсем молодых людей, на фронт отправились зубры саратовской медицины: первый ректор СГМУ Василий РАЗУМОВСКИЙ, который стал главным хирургом Кавказского фронта; участник ещё русско-японской войны, гениальный Сергей МИРОТВОРЦЕВ, а также знаменитый хирург, будущий академик Сергей СПАСОКУКОЦКИЙ. Целая группа этих и других крупных местных специалистов отбыли на театр военных действий в качестве консультантов и действующих хирургов. Их роль в спасении раненых на фронтах — в отсутствие ещё не изобрётенных антибиотиков и при дефиците обезболивающих препаратов — сложно переоценить.
В самом Саратове было развёрнуто множество госпиталей. Так, уже в середине августа в городе действовало два десятка крупных лазаретов более чем на две тысячи коек. В одном из них, что в здании бывшей Казённой палаты (ныне улица Сакко и Ванцетти) трудился молодой медик Михаил БУЛГАКОВ.
…Война, жестокая, кровавая и стремительно обессмысливающаяся, быстро охладила патриотический пыл населения. Серьёзные проблемы с продовольственной безопасностью Саратова начались со второй половины 1916-го. В городе разразилась эпидемия повальных краж и открытых грабежей, на улицу стало опасно выходить. К декабрю 1916-го долги Саратова превысили 15 млн руб. (при годовом бюджете губернского центра в 5 млн). От ура-патриотизма и душевного подъёма образца лета 1914-го не осталось и следа, бурно прогрессировали протестные движения — в широчайшем спектре, от крайне правых черносотенцев до ультралевых эсеров и большевиков. Население Саратова благодаря эвакуационным потокам (в которых сильны были традиционно неспокойные польский, еврейский и латышский элементы — раненые, дезертиры, беженцы) разрослось до 300 тыс. человек и бурлило. Это было самой питательной средой для смуты, для мятежа, для самых пёстрых и разношёрстных, для самых кровавых волнений.
Социальные раны, нанесённые российскому обществу первой мировой бойней, оказались неизлечимыми. А ведь с таким энтузиазмом всё начиналось...
P.S. Коренное отличие августа-1914 от дня нынешнего состоит в том, что на третью мировую Россия может позволить себе просто не явиться. В эпоху ядерного оружия основные мировые державы не могут воевать напрямую. Пока нельзя сказать, что в настоящее время англосаксонский мир и атлантическое сообщество оценивают нас, как Германию образца 1914-го — как амбициозное, стремительно прогрессирующее хищное государство с наглыми запросами и прекрасным милитаристским аппетитом. Государство, которое надо остановить. Нет, нас оценивают куда скромнее, и слава богу. От боестолкновения в экономической плоскости России, наверное, никуда не уйти, как и от «холодной» осады по периметру, но вынимать планшеты и карты времён Первой мировой, расчехлять идеи и инициативы времён Первой мировой, разогревать котёл реального военного противодействия времён Первой мировой едва ли доведётся.
Хотя как знать…
Антон Краснов