Светлана Микулина: Трюфели, розы и судьба

Золотистую, в форме сердца, увенчанную бантом коробочку с изысканными французскими трюфелями и большущий букет алых роз элегантный мужчина в светлом костюме купил ранним утром. Коробочку положил на стол, а цветы поставил в высокую вазу из цветного стекла, красовавшуюся на подоконнике. Розы сладостно вздохнули и распушились, намереваясь после утомительного путешествия в такси возрадоваться долгожданной воде. Только зря они понадеялись на такое благо. Мужчина, похоже, ужасно спешил, потому что, едва пристроив цветы в вазу, устремился к двери и… только его и видели! Даже окно, распахнутое для того, чтобы впустить в квартиру свежего, утреннего, летнего воздуха, и то забыл закрыть. 

Розы вздрогнули. Ваза занервничала - отчего по ее сверкающим граням поползли мрачные тени, хотя погода за окном наблюдалась идеальная.

- Это что же такое? - пролепетала самая пышная роза в букете. - Это как же следует понимать его… гм… бегство?

- Понимать надо так, что про нас забыли, - прошуршала коробочка с трюфелями.

- Быть того не может, - всхлипнул малюсенький бутон. - Я так мечтал раскрыться! Я, можно сказать, родился для этого мгновения. Но мне нужна хотя бы капелька воды. Хотя бы самая маленькая капелька…

Золотистый бант на коробочке задрожал. А картонка для трюфелей произнесла мрачнее мрачного:

- А я так радовался, когда меня сегодня купили. Человек, выбравший именно меня, говорил по телефону со своей любимой. Он троекратно повторил: любимая. И он сказал ей: я знаю, как ты обожаешь шоколад. У тебя сегодня будет шоколадный вечер. Он ни капельки не преувеличивал, друзья мои. Потому что я не просто шоколад. Я трюфели ручной работы и прошу заметить, что барышень, создающих мне форму, допускают до меня только в очень хорошем настроении. Так что я не просто какая-то там тривиальная выскочка - шоколадная плитка. Я - Эксклюзив! В моей коробке сплошь знатные господинчики… 

- Эка невидаль - ручная работа! - качнулась самая пышная роза. - Что до нас, роз, то мы творение из мастерской Господа Бога. Волей Творца всего сущего мы вырастаем столь прекрасными… А людская работа… Да она тлен и чепухня! Сегодня ты есть, а завтра – фррр, и тебя съели. - И роза хмыкнула. Что, впрочем, совсем не делало чести такой красивой и ароматной даме.

Трюфели, услышав столь недобрые слова, возмутились. Больше того - от охватившего их возмущения они зашевелились, заворочались в тесной квартирке - коробочке. А самая внушительная по размерам трюфелина и вовсе решила не молчать, а немедленно объяснить, что почем, задаваке-розе:

- Вы, уважаемая...  вообще-то, тоже… не из клана бессмертных. Вы… гм... На глазах вянете без воды. Жухните и становитесь, мягко говоря, далеко не такими привлекательной, как в тот день, когда вас срезали блестящими громилами садовыми ножницами.… А мы, сладкие творения, можем жить долго. И в отличие от вас, неженок, обходимся без воды. Для нашей сладкой гвардии она, к слову сказать, не друг, а враг. Мы от нее - и промолвить неприятно, - таем.

- Вода - ваш враг?! - самый маленький бутончик недоверчиво щурился на коробку с трюфелями -открыть свои темно-бордовые глаза шире он просто не мог, сказывалось отсутствие живительной влаги. - Как вы причудливо устроены! Как странно скроено ваше красивое сердце! Какой у вас необычный вкус - ведь нет ничего прекраснее воды и солнца. Мы живем и искримся, пока есть лучи и капли, капли и лучи. Я, конечно еще страшно мал и не очень образован, но мне кажется, грустно родиться созданием, страшащимся воды.

"Скандал в благородном семействе", - растерянно подумала цветочная ваза. Она была совсем молодая ваза китайского производства и ужасно боялась всяческих словесных перепалок. От скандалов у нее начинали препротивно болеть все грани. "Еще разлетишься, пожалуй, на атомы и молекулы от этой бестолковой брани", -, обычно думала она и благоразумно помалкивала, когда в ее присутствии кипели страсти.

- На месте уважаемой конфетницы я боялась бы и солнечных лучей, - проскрипел чей-то голос. Розы и коробка с трюфелями вздрогнули. Кто это вступил в разговор с ними?! Неужто человек? Но люди (за исключением самых маленьких детей) обычно не слышат препирательств вещей. Однако рядом не было детей. Рядом не было решительно никого и из милой домашней утвари, пригодной для общения. Если, конечно, не брать в расчет зеленую сахарницу, искусно изготовленную в виде кочана капусты. Салатовый, пузатенький такой кочанчик с серебряными прожилками на листьях смотрелся ну очень симпатично! "Кочанчик" родился в Москве на фарфоровом заводе в конце девятнадцатого века. И не на каком-то там тривиальном фарфоровом заводе он появился на свет, а на заводе-поставщике двора его императорского величества. На донышке у сахарницы золотился герб ее царственного фарфорового происхождения. Сахарнице повезло. Она попадала исключительно к хорошим, внимательным хозяевам и потому благополучно пережила уйму войн и революций. Конечно, в ее фарфоровом брюшке отнюдь не всегда водился сахар, иногда она была пустой и ужасно грустной от этого. Один раз ей пришлось обходиться без сахара месяцев десять, и она даже всерьез начала подумывать о самоубийстве. Гадкая, конечно, мысль, но она ничего не могла с собой поделать - ей, такой невостребованной и никому не нужной, страх как хотелось сорваться с верхней полки комода, на которой она стояла и - бабах! - разбиться вдребезги. Но,на ее счастье, старый почтенный молочник родом из Саксонии, молочник с отбитым носиком и наполовину стершейся на крышечке лазоревой эмалью, в два счета отговорил ее от столь дурной затеи: 

- Кокнуться и полежать в сияющих осколках, до того, как тебя равнодушно сметут в мусор, ты, фрейлейн, всегда успеешь, - назидательным тоном процедил молочник. - Куда сложнее, дорогуша изыскать возможность поблескивать, когда и сил держаться на ногах нет. 

Общение с мудрым молочником сделало сахарницу оптимисткой. И сейчас, видя бедственное положение, в которое попали ее новые знакомые, сахарница  не могла больше притворяться безучастной - то есть ничего не видящей и не слышащей. На правах одного из патриархов квартиры она вступила в разговор, чем изрядно переполошила и коробку с трюфелями и букет роз.

- Вы думаете, солнце опасно для нас? - пискнула коробка с трюфелями, чувствуя, как стремительно прогревается ее правый бочок и испытывая от этого странные эмоции - ей было и хорошо, и как-то… тревожно. "Такое состояние, видимо, люди и характеризуют словами: душа замирает", - решила коробка.

Сахарница звякнула  крышечкой - со стороны это выглядело так, словно кочан капусты пошевелил одним из листочков. Сахарница кляла себя за бестактность - ведь и розы, и шоколад ужасно испугались. А ужас - плохой помощник при решении проблем.

- Не хочу сказать, что солнце ужасно-ужасно-ужасно опасно для вашего здоровья. Но остерегаться его необходимо, - почти без пауз прозвенела сахарница. - От него можно… уж простите меня за это грубое слово… и растаять.

- Растаять?! - трюфели завозились в коробке-сердце еще энергичнее, ни взять ни взять пушистые котята под мамкиным бочком. -Но… Мы не можем растаять! Мы предназначены для вечера, в который встретятся влюбленные. На нас возложена эта… как ее…? Миссия сближения сердец.

Между тем солнце припекало все сильнее. Розы отчаянно склонили головы. А самый маленький бутончик - тот, что пуще всего мечтал раскрыться, чтобы увидеть во все глаза белый свет, - понурился настолько обреченно, что и ваза, в которой страдали его собратья, и сахарница, и даже коробка с трюфелями всерьез озаботились: как бы малыш не скончался от солнечного удара!

- Эй! - сахарница-капустный кочан не желала, чтобы гости умирали у нее на глазах. - Всем собраться, мобилизоваться и глубоко и радостно дышать.

Цветочная ваза была шокирована приказным тоном старухи сахарницы, но, будучи послушным созданием, громко задышала, старясь придерживаться одного ритма с розами. 

Золотой бант на коробке - сердце дрогнул.

- Я миллион раз видел во сне, как меня развязывают, как та, которой меня подарят, будет счастливо смеяться. Я жил ощущением такого события - и вот, о, какая насмешка судьбы, я чувствую, что там, под радостным картоном, вместо шоколадного воинства того и гляди возникнет сладкий, липучий, бесформенный комок. Бр-р, я не переживу такого разочарования.

- Долой панические настроения! - сахарница-кочан едва не подпрыгивала на месте. - Пока мы смеемся и даже плачем, мы еще не разбились, не растаяли и не увяли! Думаем о том, что нас может спасти! Ну! Напрягаем все свои цветочно-шоколадно-фарфоровые извилины! Мыслим! Соображаем! Кумекаем!

- Нас могла бы спасти вода! - качнулись в вазе изнемогающие от зноя розы. - Мы хотим воды, воды!

- Вода?! О, нет! - всполошилась коробка с шоколадом. - Какие же вы, цветы, эгоисты! Только о себе, о себе и болтаете! А для нас, конфет, вода так же смертельна, как и солнце. Нам нужна прохлада. Целительная прохлада холодильника. Или - на худой конец - шкафчика для сладостей.

- Так-с, так-с, прохлада, - задребезжала сахарница. - А пожалуй, это мысль, хорошие мои. На улице сейчас что?

- Зной, - в полуобморочном состоянии пролепетала одна из роз.

- Верно, зной, - подтвердила сахарница. - Но ведь кроме зноя в природе бывает и дождь. Дождь - вот кто нам сейчас необходим. Мы все уцелеем, если начнется дождь!

Обратите внимание на это великодушное «мы» из уст сахарницы. Ей-то, фарфоровой бабушке, смотревшейся сущей девушкой, зной вовсе не страшен! Но солидарности ради она и себя включила в сословие пострадавших. И немного подувянувшие цветы, и подтаявший шоколад оказались ей за это премного благодарны.

- А мы можем пригласить дождь к нам на помощь? - прошептал маленький бутончик. Он был совсем кроха и потому не знал, что стихию нельзя вот так взять и пригласить к себе в гости. И хорошо, что не знал, потому что иначе бы ни за что не решился поддержать сумасшедшую идею сахарницы. Но ведь с незапамятных времен спасают жизни и двигают вперед мир преимущественно сумасшедшие идеи! Или, точнее, идеи, кажущиеся таковыми скучным и потому абсолютно не гениальным людям.

- Давайте звать дождь! - зазвенела сахарница. - Все вместе! Дружно! Давайте вести себя так, как будто он, дождь, уже стучит там, за окном, своими длинными, прохладными и колкими пальцами!

Пышная, самая старшая роза не могла поддержать такое безумство. Она нахохлилась словно птица под дождем и - хлоп! - потеряла - уж не знаем, от зноя или праведного негодования, - свою красивую, надменную голову. Зато все остальные включились в игру. Они так азарно вопили, кричали и восторгались холодным дождем, что солнце сначала изумилось, потом нахмурилось, а затем и забежало за невесть откуда появившуюся тучку.

А потом из этой самой тучки кап-кап - и полился долгожданный дождь. Прохлада хлынула в комнату через открытые створки окон. Некоторые капли дождя закачались на ветках роз, забарабанили по шоколадному сердцу.

- О, как славно, как благодатно, как чудесно! - запели благодарные цветы, раскрываясь под каплями дождя и вдыхая полной грудью чудесный, свежайший воздух.

- Ой, как зябко! - возопили трюфелины, уже слегка подтаявшие и потому воспринявшие дождь после столь изнуряющего зноя как не самое приятное по ощущениям, но все равно спасение.

А вечером пришли двое, о которых столько думали розы и шоколадные трюфели. Мужчина, увидев залитый дождем подоконник и одну розу, лишившуюся головы, вознамерился было выбросить весь букет, но прелестная девушка остановила его и окунула во влажные цветы юное красивое личико. И маленький бутончик оставил один из своих лепестков в виде сердечка у нее над правой бровью. И мужчину это ужасно умилило и он начал целовать свою спутницу именно в эту бровь. И в губы. И в глаза. А потом снова и снова в губы. Влюбленная пара принесла с собой ужас сколько еды - какие-то сыры, окорока, морепродукты и холодные, запотевшие бутылки с шампанским. И, как с ревнивой дрожью отметила для себя коробка с трюфелями, много конфет - в чистеньких, сухих коробках.

- А эти, утренние трюфеля надо выбросить, - беспечно сказал мужчина, намереваясь смести со стола коробку в виде сердца. -Видишь, милая, упаковка покорежилась от дождя. Не хватало еще есть всякую ерунду.

- Это не ерунда, - запротестовала девушка. - Не надо ее выкидывать. Она ведь с самого утра ждет нас. Вместе с розами ждет. Представляешь, о скольком они передумали, пока нас ждали. Пока опаздывал мой поезд и ты ходил по перрону, эти цветы и конфеты тоже жили своей жизнью.

Мужчина смотрел на свою спутницу влюбленным взглядом.

- Ты сущий ребенок, милая. Настоящий ребенок. Но трюфеля все равно разумнее выбросить- коробка потеряла товарный вид…

-Ну и что?! Давай мы просто не будем их есть, а? Превратим их в символы. В волшебную коробку нашей встречи. А на Новый год обернем конфетки фольгой и повесим на елку. Как память о нашей долгожданной майской встрече. А розу… Одну из этих роз засушим, подарив ей бессмертие.

Коробка с трюфелями не просто воодушевилась - напыжилась от восторга. А у затрепетавших от волнения цветов начался скандал. Каждый цветок претендовал - шутка ли сказать - на бессмертие, но все понимали: выбор останется за ней, девушкой. Надо только вовремя попасться ей на глаза! И ПОНРАВИТЬСЯ! А вот сахарница… Зеленый кочан с серебристыми прожилками чувствовал себя примерно так, как сахарница на столе Наполеона в день его коронации.

"Вот это я понимаю, славный вечер!", - думал маленький бутон, засыпая под светом звезд. Он весь был окутан ароматом чудесных духов влюбленной девушки. Над миром стояла глубокая ночь. Точнее, та ночь, которая того и гляди превратится в утро.