Назначена потерпевшей
Именно такое впечатление осталось от очередного заседания суда по резонансному уголовному делу о хищениях на консервном заводе ФСИН.
– В 2015 году предприятие работало с прибылью?
– Да, согласно финансовым отчётам это так.
– Каким же образом оно могло понести значительный материальный ущерб при столь успешной работе?
– Об этом сказано в обвинительном заключении по уголовному делу, и не доверять этому документу у меня нет оснований.
– Кто и каким образом мог этот ущерб причинить?
– Об этом сказано в уголовном деле.
Так или примерно так происходил разговор 4 октября в зале Энгельсского районного суда, где продолжалось рассмотрение нашумевшего уголовного дела, в котором фигурируют пять подсудимых во главе с Павлом Беликовым, бывшим министром регионального правительства, затем директором ФГУП «Консервный завод ФСИН». Напоминаем, что суть обвинения заключается в том, что экс-директор организовал поставки продукции на свой завод по повышенным ценам, в результате чего предприятие понесло значительный ущерб – на сегодняшний день он оценивается в сумму 65, 7 миллионов рублей.
Судебный процесс идёт уже десятый месяц – с конца декабря 2018 года. Как раз в начале нынешнего октября сторона обвинения закончила представление своих доказательств. В связи с этим у стороны защиты в очередной раз возник закономерный вопрос, который поднимался и раньше – кто же является потерпевшим в результате преступных махинаций, о которых идёт речь в материалах уголовного дела? Если консервный завод, то его в суде должен кто-то представлять. Но за девять месяцев, как выразился один из защитников подсудимых, так никто и не родился.
И вот 4 октября состоялось явление потерпевшего по делу. Вопреки ожиданиям адвокатов, которые были уверены, что им придётся общаться лишь с представителем потерпевшего, в роли которого обычно выступает хорошо подкованный юрист, в суд прибыла конкурсный управляющий ФГУП «Консервный завод ФСИН» Алла Алябьева. На эту должность она была назначена в марте нынешнего года и теперь вступала в суде именно как потерпевшая по событиям 2015 года. Правда, по-видимому, её статус был определён не сразу, поскольку не только адвокаты, но даже и прокурор-гособвинитель, говоря о ней, путался и один раз даже окрестил даму «свидетелем».
Это и неудивительно – уж очень расходилось поведение в суде конкурсного управляющего с традиционным представлением о потерпевшей. В том, что она «потерпела» Алла Алябьева была полностью уверена и постоянно приводила в пример столь солидный документ как обвинительное заключение по уголовному делу. А вот дальше её разговор со стороной защиты, которую, как нарочно, представляла шестёрка матёрых адвокатов во главе с Еленой Левиной, складывался с большим трудом.
Сложно поверить, но практически ни на один из вопросов дотошных адвокатов конкурсный управляющий не мог дать конкретного ответа. С обывательской точки зрения данное недоразумение объяснялось довольно просто – в 2015 году, когда происходили обсуждаемые события, госпожа Алябьева к заводу никакого отношения не имела, а с многочисленными документами, касающимися предприятия вообще и его отношений с фирмами-партнёрами в частности, она успела ознакомиться не в полном объёме, поскольку документов этих великое множество. Да и вообще недостаточно просто просмотреть деловые бумаги, чтобы опираться на них в диалоге с людьми, которые кровно заинтересованы в том, чтобы доказать несостоятельность доводов обвинения.
В итоге поединок защиты и потерпевшей стороны свёлся к следующему. Конкурсный управляющий сообщила, что знает о сумме ущерба из обвинительного заключения. которое, как тут же не преминула заметить адвокат Левина, вовсе не является доказательством по делу, а представляет собой лишь точку зрения следствия, официальную версию. Кроме того, у жертвы никакого представления о том, в результате каких действий этот ущерб возник и вообще из чего он сложился. Кто из пяти подсудимых какой конкретный вред консервному заводу причинил – по этому поводу Алла Анатольевна ничего пояснить не смогла.
К тому же её спросили – если Алябьева считает себя потерпевшей с момента назначения на должность управляющего заводом, то есть, с марта текущего года, почему она в течение полугода никак не заявила о себе в ходе судебного процесса? В ответ вновь прозвучало что-то о полном доверии к работе следователей и гособвинителя.
Всё это было бы смешно, если бы речь не шла о причинении государственному предприятию ущерба в особо крупном размере. Кому выгодно превращать судебный процесс в цирк, а конкурсного управляющего – в клоуна? По логике вещей – подсудимым и их защитникам. Но ведь потерпевшую привёл в суд прокурор-гособвинитель. Как же всё это понимать?
