Главная / Издания / Игорь Яцко: "Важна достоверность в необычности"

Игорь Яцко: "Важна достоверность в необычности"

Игорь Яцко: "Важна достоверность в необычности"
18 января 2011

Татьяна Лисина

МК в Саратове

В одном из саратовских джаз-клубов местные музыканты играли рок-н-ролл. В свободной атмосфере вечера спонтанное желание одного из зрителей выйти на сцену и почитать стихи вызвала всеобщее одобрение.

Им оказался бывший саратовец, ныне москвич, заслуженный артист России Игорь Яцко, хорошо знакомый своими работами в кино. Тайфун энергии этого актера покорил зал. Мне вспомнилось такое же яркое выступление Игоря в 2008 году: на юбилее ТЮЗа он читал Пушкина.

— Вы уехали в Москву, будучи актером ТЮЗа. Позже вы признавались, что в те годы испытывали творческий кризис и даже думали уйти из профессии. Чем он был вызван? Переживали подобные состояния позже?

— Тот кризис на сегодня единственный в моей жизни. А вызвала его необходимость роста. Была нужна новая информация о театре, которым хотел заниматься серьезно. Мне стало как-то тесновато в Саратове. Пытался реализоваться через чтецкое творчество. (В 1987 году стал лауреатом Всероссийского Пушкинского конкурса чтецов. — Прим. авт.). Мою жажду знаний насытил режиссер Анатолий Васильев. Я узнал о нем от тюзовца Петра Маслова, который учился у него в Москве. Понял, что существует иное отношение к театру — более эфемерное, более абстрактное, более высокое.

— Легко ли вас отпустил Киселёв?

— Храню в сердце любовь к Юрию Петровичу, ценю тюзовскую школу. Васильев пригласил меня в театр в 1990 году. Я пришел к Юрию Петровичу. И нашел абсолютное понимание, в отличие от многих актеров, которых он проклинал в момент их ухода. До этого мирных случаев не припоминаю. Юрий Петрович признался, что давно чувствовал: мне надо идти какой-то своей дорогой. И он меня на нее благословляет.

— Вы возглавляете в Москве театр «Школа драматического искусства». Как вы пришли к руководству труппой?

— Режиссурой мне подсказал заниматься Анатолий Васильев. Позже возник серьезный конфликт Васильева и правительства Москвы в лице Лужкова. Борьба шла из-за имущества, из-за помещений, которые занимает театр на Сретенке. Решили поставить художника на место, урезонить его, заставить слушаться. А Васильев слушаться не хотел.

…Васильев — гениальный режиссер. Он опережает время. Вносит то, что приходит в другие театры через 10-20 лет. В 2006 году ему пришлось оставить театр. В это трудное время он поручил свое дело ученикам, дав завет: «Делайте такие спектакли, которые спасут театр». 

— Кто финансирует театр?

— Московская мэрия. Со сменой мэра у нас блеснула надежда, что можно вернуть Васильева. Но теперь у него свои пожелания. И в театре на Сретенке он поручает работать мне и своим ученикам.

— Основные принципы художественной политики театра.

— Наш театр игровой, метафизический, не психологический. Важна достоверность в необычности. Театр — ключ, который открывает дорогу сознанию, воображению, фантазии, чувству. Спектакль — лишь повод для диалога со зрителем о духе, красоте, искусстве, человеке, душе. Как у Лермонтова: «И душа с душою говорит». Объединение людей — самое главное, что может дать такое мощное и такое древнее искусство, как театр, направленное на обретение контакта человека и мироздания.

— Языковой барьер — не помеха в международных театральных контактах?

— Современные средства легко позволяют его преодолеть. Это и бегущая строка, программы, наушники. Необходимо соответствовать требованиям времени. А время сейчас требует объединения людей разных национальностей, разных народов. Мы надеемся, что зарубежные режиссеры высочайшего уровня будут ставить спектакли у нас, а наши режиссеры станут осуществлять постановки за рубежом. Планируем совместные фестивали. Мне кажется, что в этом мы нашли точки соприкосновения с Министерством культуры России.

—  Как лично вы задействованы в этой работе?

— Получил предложение, важное и для меня, и для театра, и, думаю, отчасти для страны. Польский театр «Вспулчесны», что означает «Современник», предложил мне поставить во Вроцлаве повесть Георгия Владимова «Верный Руслан». Они долго искали русского режиссера, прежде чем обратились ко мне. Надеюсь, эта работа станет маленьким рукопожатием в налаживании контактов России и Польши. Я надеюсь, что этот проект будет включен в национальную программу, потому что он курируется министрами обеих стран. А мы в свою очередь в рамках «Золотой маски» уже в марте сделаем читку четырех польских пьес.

— Как вы общаетесь с польскими актерами?

— У них за плечами советское школьное прошлое. И оказывается, что все они отлично знают русский язык.

— «Верный Руслан» — повесть об овчарке, стерегущей заключенных в сталинских лагерях. В джаз-клубе вы читали стихи Николая Олейникова, который был расстрелян в Ленинграде в 1937 году. Почему, на ваш взгляд, в нашей стране оказались возможны репрессии такого широкого размаха? Не был ли в этом повинен сам народ, как предполагают некоторые?

— Много размышлял на эту тему. Думаю, что народ наш ни в чем не повинен.  Я верю Достоевскому, который считал русский народ богоносным. Русский народ, как громоотвод молнии, принимает на себя все то, чем может заразиться человечество. Аккумулируя в самом себе, превозмогая болезнь, он «обезвреживает» тот или иной вирус. В том числе и тот вирус, который привел к сталинизму.

Он ведь зародился значительно раньше. Он связан, как мне кажется, с происками антихриста. Именно с Запада пришла социалистическая идея, постепенно нарастающая, связанная с отречением от Бога и возвеличиванием человеческого Я. «Я хочу!» — это идея Люцифера.

…Я сейчас работаю над «Каином» Байрона. Байрон уже в начале XIX века написал о том, что Люцифер будет призывать людей к равенству, о демократических идеях, которые  войдут в конфликт со стариной. Люцифер говорит Каину: «Лети со мной как равный, я ничего от тебя не требую». Но потом он все-таки говорит: «Поклонись мне!». В этом его лукавство. Он как мошенник, как аферист. Как наперсточник, который показывает чистые руки. А потом — обман! Обман строится на том, чтобы в человеке породить гордыню, уверенность в себе. И через гордыню обмануть человека.

Мне кажется, что все это — звенья одной цепи.

Давайте вспомним «Мертвые души». (Мечтаю их поставить). Вижу, как Чичиков едет с Запада и везет новые идеи: можно торговать мертвыми душами. Он эту идею хочет насадить в России. Ряд встреч. И самый главный в этих «мертвых душах» — Плюшкин. Он вовсе не сумасшедший старик — это лишь его облик. Это и есть тот самый Царь тьмы, который всех сковал нищетой, всех заполучил. Он темный духовный пастырь, который всех держит в кулаке. С Запада приезжает к нему черт (потому что Чичиков — это черт), а Плюшкин говорит: «А, мертвые души выкупаете. А беглые души не думаете покупать?». И Чичиков обалдевает. Черт, который здесь, круче того черта, что едет с Запада! 

Столкновение двух идей: идеи, которая рядится в демократические, гуманистические одежды, и идеи Бога, веры. Гоголь ведь про ангелов, да и про людей, не писал. Он описывает ад. Он через картины ада строит свой рассказ о России. Размышляет: пойдет ли Россия в ад, или есть все-таки силы, которые ее спасут? И Гоголь надеется на спасение. «Куда ты мчишься, Русь?». «Куда?» означает «Остановись!».

— Перенесемся в наши родные края. С кем из земляков общаетесь?

— Ценю саратовскую театральную школу. И саратовскую дружбу. Люблю наш город именно за то, что Саратов всегда стремился к чему-то большему, чем Саратов. Он, как вектор, заточен своим проспектом Кирова в сторону Москвы. А Москва — это город открытых возможностей. В Москве уже есть поколения саратовской диаспоры. Вот и у нас театре работают Илья Козин (выпускник В.А. Ермаковой), мой однокурсник Сергей Ганин, мой ученик Роман Долгушин. Общаемся с Евгением Мироновым, с Галиной Тюниной, Владимиром Красновым. Да и вообще, все саратовские знают друг друга. К сожалению, ушел из жизни Олег Янковский. Я много работал с его невесткой Оксаной Фандерой. Именно ей я благодарен за то, что попал в кино. В нескольких фильмах мы пересеклись и даже сыграли мужа и жену в «Красном жемчуге любви».

— По фильмам-то теперь и знают вас саратовцы. Самое яркое приключение во время киносъемок?

— Это, конечно, шторм на съемках фильма «Бегущая по волнам». Фильм снимали в Севастополе. Шторм снимают у причала. Яхту раскачивают и создают невероятно экстремальные условия. Закачивают 2 тонны воды, которые потом резко обрушивают на яхту, получается искусственный шторм. Мы уже были готовы сниматься в нем, но спасибо режиссеру Валерию Пендраковскому, который сказал: «А давайте-ка испытаем это сначала без актеров». От шлюпки,  в которой мы должны были находиться, только щепки полетели.

Но шторм все же снимали. Когда мы «спасались», шлюпка с артистом Михаилом Горевым, который играл злобного капитана, стала тонуть, ее затерло между яхтой и причалом. Мы вцепились в него, чтобы он не ушел под воду.

…Помню, снимался в немецком фильме «Безымянная» — играл русского солдата, который один берет берлинский подвал. Сидит массовка, актеры. Режиссер говорит мне: «Покажи, что ты сейчас будешь делать, просто покажи, без камеры». «Вы что, хотите, чтобы я взял подвал?» Я понимаю, что он не понимает, что я сейчас реально возьму подвал. А на мне форма. И я как открыл дверь, да как взял подвал!.. Потом немецкие актеры говорили, что никогда в своей жизни они не испытывали такого ужаса. Они вообще не понимали, где находятся и что происходит.

— Ваши пожелания читателям «МК» в Саратове» в самом начале наступившего года…

— Побольше испытывайте положительных эмоций. Старайтесь не обращать внимания на негатив, которого так много в жизни. Надо любить свой город, видеть его красоту и, медитируя, набирать позитивные чувства. Сохраняйте свою душу в ауре света!

Татьяна Лисина

Оставить комментарий