Алексей Архиповский: "Непризнанных гениев не признаю"

В концертном зале СГСЭУ 14 февраля впервые в Саратове выступил Алексей Архиповский. Многие музыкальные критики считают его лучшим балалаечником планеты.

В руках маэстро такой, казалось бы на первый взгляд, незамысловатый инструмент, как балалайка, совершал чудеса. Три струны то жалобно стонали, то задорно смеялись, то звучали громко и бравурно. Порою же в погруженном в созерцательную тишину зале ее было едва слышно. При этом музыкант умудрялся играть то одной рукой, то держа инструмент у себя за спиной. Восторг слушателей был вполне объясним.

— Балалайка стала символом русского народа. Слово это имеет родство с такими словами, как «балакать», «балаболить», «балагурить», что означает калякать, болтать, то есть балалайка — легкий,  не очень серьезный инструмент. Значит ли это, что русский народ более легок и не столь трагичен, как принято о нем думать?

— Какой вопрос интересный! Не столь трагичен… Вы знаете, русский народ, возможно, и был бы таким, если бы не была история России столь замысловатой и сложной. Вспомните, например, непростое отношение к скоморохам. Их просто преследовали. А в дальнейшем инструментальная культура России оказалась вообще срублена. Не будь этого, возможно, мы были бы сейчас веселее и лучше.

— Музыка бы нас делала другими?

— Возможно, да. Считаю, что трагичность русского народа объясняется трагичностью истории нашей страны в самые разные века. Возможно, что до татаро-монгольского ига мы были совершенно иными. Кстати, одна из версий происхождения слова «балалайка» отправляет к слову «бала», что с монгольского языка переводится как «ребенок».

— Вы гастролировали в США, Испании, Франции, Германии, Китае… Какое у вас ощущение: как относятся к России  в разных странах?

— Вы знаете, не вижу особых национальных отношений. Та музыка, которую исполняю, вряд ли имеет какие-либо границы между государствами и национальностями. Ведь музыка, которую играю, не является русской народной. Я смотрю на балалайку по-своему, в некотором преломлении. Считаю, что балалайка не только русский этнический инструмент. Это интересный музыкальный инструмент, которому многое подвластно. Им можно выразить самые различные чувства, целую гамму настроений. Во всех странах, куда приезжаю с концертами, чувствую позитивное отношение к себе.

— Слушая вас, не верится, что в инструменте, на котором вы играете, всего три струны. Это так?

— Да, в моей балалайке три струны, из которых две одинаковы. Это традиционный настрой балалаечника. Инструмент, на котором сегодня играл, изготовил питерский мастер Голинис в 1928 году. Есть у меня и второй инструмент, который скоро возьму в работу. Это балалайка 1902 года работы мастера Семена Ивановича Налимова, который является для нас «Страдивари балалайки». (Он работал примерно до 1917 года и сделал уникальные инструменты).

— Вы сами пишете музыку?

— Все, что я играл сегодня (помимо тех коротких цитат, которые вы, я уверен, узнали), — это мои собственные сочинения. Это моя музыка, но я ее не записываю на ноты. Все то, что играю, носит характер импровизации.

— При всех ваших титулах и успехе во всем мире мне не доводилось видеть вас на российском телевидении. Это не обидно?

— Настолько же, насколько обидно и досадно видеть на экранах телевизоров одни и те же лица. К счастью, появилась какая-то надежда на канал «Культура». В апреле «Культура» будет снимать фильм-концерт и, возможно, в дальнейшем даже снимет документальный фильм. Тешу себя надеждой, что эти планы осуществятся.

— Как Министерство культуры России относится к русской народной музыке?

— Не знаю. Я не имею дел с министерством культуры.

— Как вы считаете: не окончательно потеряна любовь к русской народной музыке в нашей стране? Что-то еще можно попытаться сделать?

— Я бы не делил любовь к музыке на конкретную любовь к русской народной музыке или к какой-то иной. Есть музыка и есть «не музыка». Есть то, что входит в организм, в душу, рождает какие-то ощущения, чувства. А уж какой формат у этой музыки, кто играет, какими способами он добивается отклика у слушателей, это уже не так существенно.

— А почему в наше время так много разрушающей музыки, несущей негативную энергетику?

— Насколько понимаю, здесь играет определенную роль политика властвующих структур. Те, кто занимаются этим вопросом, пропагандой культуры, видимо, сами являются приверженцами именно этого стиля.

— Можно ли продолжить вашу мысль так: кому-то выгодна деградация общества?

— Не стану комментировать этот взгляд. Я вижу иную картину. Без особой рекламы, без вложения денег, без телевидения, наверное, благодаря свободному интернету, получается так, что в огромном количестве городов России, куда приезжаю, залы полны. Мне это отрадно. Это дает надежду, что люди знают, чего хотят.

— А что помогает набрать зал за рубежом?

— Это зависит от приглашающей стороны. В меньшей степени приглашают русские эмигранты, у которых сложился свой стереотип балалайки. В большей степени приглашают профессиональные продюсеры, например джазовые.

— Вы заговорили о русских эмигрантах. На днях были опубликованы данные Счетной палаты: за последние годы из России выехали около 1250000 человек. Это волна сопоставима с количеством эмигрантов, покинувших страну с 1917 по 1922 годы. Прокомментируйте, пожалуйста, эти данные.

— Скажу так. Считаю, не вдаваясь в подробности, что не уезжают оттуда, где хорошо. Видимо, людям здесь чего-то не хватает, им здесь не комфортно, надеются, что там им будет лучше. Наверное, у нас что-то делается не так, как надо. Но я не могу все «разложить по полочкам». Ведь я музыкант, а не политик.

— А у вас не было мыслей уехать из нашей страны?

— Мысли бывают разные. Но пока у меня есть возможность работать, буду жить и работать здесь.

— Вы выступали в ансамбле Людмилы Зыкиной. Поделитесь своими воспоминаниями.

— Самое яркое впечатление о ней — «очень женщина». «Очень женщина» со всеми вытекающими отсюда характеристиками. И положительными, и отрицательными. И, безусловно, великая актриса.

— А какой у вас идеал женщины?

— Идеал женщины я выбрал. У меня есть жена, которая ему соответствует. Светлана сегодня в Саратове со мной. Она ушла из своего жанра (она актриса, воспитанница Кайдановского). Последний год мы работаем вместе. Она пошла на эту жертву. Но мне кажется, что ей это нравится. Мне же очень удобно. Потому что, где бы я ни был, как бы далеко ни уезжал, дом всегда со мной. Я чувствую себя улиткой, которая возит на себе свою раковину. Гастролей у меня много. Но семейных неурядиц, которые неизбежно порождает гастрольная жизнь, у нас нет.

— Пока нас не слышит ваша супруга, расскажите: как вы познакомились?

— Нас свело общежитие. Я учился в Гнесинском училище, а Света в «Щуке» (Театральное училище имени Щукина). И вот именно там, где-то на этажах, мы и встретились.

— У вас есть дети?

— Сыну 21 год. Учится в МГУ, физик. Его сложную специальность назвать более точно не возьмусь — что-то связанное с квантовой физикой и высокими энергиями.

— Вы частый гость на правительственных концертах и саммитах. Ваши ощущения от них.

— Меня воспринимают хорошо. Хотя мне самому весьма странен формат других артистов, которых слушают эти высокие люди.

— Говорят, что искусство — душа народа. Какой бы диагноз русской душе вы поставили сегодня?

— Сегодня? Душа болит. А сердце плачет. И к сожалению, утешиться нечем.

— В 2002-2003 годах вы сотрудничали с Центром Стаса Намина. Неужели Стас Намин интересуется русской музыкой?

— Стас Намин не уделял большого внимания русской музыке. Хотя у него были проекты, связанные с этносом. У него есть коммерческая жилка и большое знание того искусства, которое имеет успех на Западе. А не секрет, что этническая музыка в разных странах мира очень приветствуется и даже поддерживается государствами. В других странах есть определенный интерес к этому формату.

— Почему его нет в нашей стране?

— Этот вопрос надо задавать не мне.

— Но вы ведь наверняка размышляли на эту тему.

— Трудно сказать. Видимо, так сложилось исторически. В долгие годы советской власти мы имели псевдорусскую культуру, декоративное русское творчество, которое служило определенным идеологическим целям. Потом возник некий провал. Сейчас, возможно, кто-то в этом жанре и появляется. Интересных исполнителей можно найти на страницах интернета. И среди них есть и те, кто играет на русских народных  инструментах. К сожалению, путь их достаточно сложен и труден.

— Вы сегодня приехали в Саратов впервые. Что вы слышали о нашем городе? Какая у него репутация?

— Саратовские гармошки — это настоящий бренд! Мой отец в свое время играл именно на саратовской гармошке. Знаю, что здесь живут теплые люди. И большим достоинством города является великая Волга.

— А вы «речной» человек? Или «морской»?

— Я человек морской. Родился в Туапсе. Меня воспитало Черное море. И закалило черноморское солнце. И поэтому мне более близка природа южных городов, скорее итальянская, чем русская.

— Какое уютное местечко за рубежом вы для  себя открыли?

— Мне очень понравился городок Лунц в Австрии. Правильнее даже этот городок назвать деревней. Это в горах, в Альпах. Люблю и Францию. И Эстонию, которая сейчас интересно развивается. Судьба любого гастролирующего человека — приходить в восхищение от новых мест и каждый раз восклицать: «Ух! Здесь можно было бы пожить!».

— Дома вы слушаете музыку?

— Нет. В основном играю сам. Существует некая перенасыщенность звуками.

— Вам  интересно ходить на концерты других музыкантов?

— Могу позволить себе это нечасто. Много есть долгов у меня перед самим собой. Хочется многое сделать, пока жив. Хочется еще больше сочинять, играть, развиваться. Перейти на балалайку Налимова.

— Вас называют «Паганини русской балалайки»…

— … И Джимми Хендриксом, и как только не называли.

— А какое имя вам больше всего греет сердце?

— Это все очень лестно, но уж больно шаблонно. Люблю, когда называют моим настоящим — Алексей Архиповский.

— Почему же все-таки вы не записываете свою музыку?

— Записываю ее по мере созревания. А вот писать ноты — для меня трудоемкий процесс. Я ведь  человек играющий, а не записывающий. Да и вообще, то, что играю, трудно выразить нотами.

— Вы много времени проводите в переездах. Что вы делаете в дороге?

— Читаю литературу. Люблю Хемингуэя, Борхеса, Платонова.

— Что вы любите в кино?

— Для меня вершина — Тарковский. Хотя не прочь посмотреть и хороший Голливуд.

— Как вы думаете, что самое важное в жизни?

— Главное, чтобы человек занимался тем, что ему нравится. Если работа интересна, его не надо заставлять работать. И материальные интересы ему не важны. Люди, сидящие на своих местах, — это правильное общество.

— К сожалению, люди творческих профессий зачастую вообще не получают материального удовлетворения.

— Деньги — это не банки. Деньги у зрителей в кошельках. И если актер им интересен, на него придут. Непризнанных гениев не признаю.

Татьяна Лисина