Театральный конец света

IX фестиваль театров малых городов России, прошедший в начале июня в Балакове, предоставил корреспонденту «МК» в Саратове» возможность задать вопросы его именитым организаторам.

Ольга Волкова: «Бицепсы сменили интеллект!»

— Ольга Владимировна, вы — ученица Зиновия Корогодского, старой ленинградской школы. Что вы испытываете, наблюдая современные театральные тенденции?

— Отчаяние. Потому что театр кончается. Театр практически сейчас в той стадии куколки, когда она еще мертвая. Она еще, быть может, и станет бабочкой, но не скоро. Потому что школу растащили. Сейчас нет никакого понятия школы. Представление о ней у разных мастеров свое. У всех свое. Свое и у вахтанговцев. А ведь и Вахтанговым, на мой взгляд, подразумевалось нечто другое. А уж Корогодского никто не трогает, потому что его изучать надо. И, поверьте, будут. Его школа во мне сформулирована. И я могла бы преподавать. Но чтобы сейчас преподавать, надо иметь много денег. Считаю, что актеров надо учить два года, больше нельзя. Историю театра, зарубежного театра, как и литературу — русскую и зарубежную, надо начитывать в лекциях, чтобы все это будущие актеры имели в виду. А не учить, зубрить и сдавать. Нужно больше заниматься мастерством, пластикой, музыкой, освоением музыкальных инструментов и тренингом.

— А вообще театр способен сопротивляться падению нравов или, являясь частью общества, он обречен быть подверженным всем происходящем в этом обществе процессам?

— Те, кто помужественнее, сопротивляется. Те, кому нечего есть, вынуждены участвовать в этом безобразии. В частности, должна покаяться, что я тоже. У меня большая семья. Мне надо ее кормить. Это мое ремесло. А театр не кормит. На зарплату артиста не прожить даже и не имея семьи. Просто не прожить: ни на пенсию, ни на зарплату. Поэтому надо работать. Другое дело, что можно везде работать достойно. И с честью выйти из положения.

— Русский и советский театр всегда славился своей психологической школой. А сейчас в моде фарс, минимализм и другие течения, которым вообще не всегда можно подобрать адекватное название. Это неизбежное течение времени или это та ситуация, о которой Гамлет говорил: «Порвалась связь времен!»?

— Это просто то, в чем застряли на 25 лет. Мы миновали это в 60-е годы довольно быстро. А сейчас попали в эту трясину, в это болото, в котором тонем от беспомощности. Ведь режиссеров просто нет. Не родит их больше российская земля. Исчез тот талант, от прикосновения которого к труппе рождаются дети — спектакли. Нынешние «мастера» не владеют ни актерами, ни пластикой сцены, ни мизансценой, ни метафорой. Как суметь выразить мысль автора не только словами, которыми говорит герой и которые уже есть в тексте, а другими средствами, которыми так богат театр: через мизансцену, через художника, через свет, музыку, — через все то, что называют образом спектакля. К сожалению, из театра ушла культура. Именно поэтому в театре сегодня все развлекаются и развлекают — кто как может.

— Культура ушла с театральной сцены потому, что она вообще покинула наше  общество?

— Все, что сегодня происходит в обществе, — злонамеренный процесс. Наглядная его иллюстрация — то, что делается на телевидении. Не выпускают в эфир хорошие фильмы, которые и сегодня, как когда-то, лежат, но уже по другим причинам. Находят поддержку, реализацию и выход только те идеи, которые безнравственны. Так, по телевидению беспрестанно говорят о том, что всех нас ждет конец света. А что делать молодежи в его ожидании? Пить? Колоться? Ведь все остальное в жизни до 21 декабря 2011 года, получается, бессмысленно?

— Видимо, кому-то выгодно держать общество в страхе.

— Видимо, да. Телевидение и пресса  стали желтыми. Потеряна культура журналистики. Печатные издания пришли в состояние порножурнала. Да и все вокруг носит отпечаток абсолютного отсутствия культуры.

— Ваш сын — актер. У него другие представления о театре?

— Другие. Поэтому он ушел из театра навсегда. «Не могу больше! Поперепробовал все!» От «Современника» до Полунина (Вячеслав Полунин — один из создателей нашумевшего в 80-е годы театра «Лицедеи», которого все мы помним по номеру «Асисяй!». — Прим. авт.). Он сейчас работает с Полуниным. Зарабатывает деньги. Иногда пишет музыку. Иногда снимается. Если зовут. Но зовут редко. Нестандартные лица сейчас не нужны. Сейчас нужны мачо. Большие мускулы. Требуются бицепсы, а не интеллект.

— Какой драматург высказывал идеи, которые вам особенно близки?

— Для того чтобы мне ответить на этот вопрос, нам с вами надо встретиться еще раз. Меньше, чем в полтора часа, не уложусь!

Евгений Миронов: «Люблю Липки и Чистые пруды».

— Только что все с удовольствием посмотрели на вас в новом телефильме о Достоевском. Что вам запомнилось из съемочного процесса?

— Он занял очень большой период в моей жизни — почти год. Ярче всего запомнилось, пожалуй, то, что каждый день шла война. Война со сценарием, неравноценным такой личности. Мы должны были не упустить ничего из того, что интересно: и из жизни, и из творчества писателя. Поэтому мы с режиссером картины Владимиром Ивановичем Хотиненко вжились в материал, обложились литературой, мемуарами, письмами, воспоминаниями. Хотелось, чтобы получился не хрестоматийный образ из ЖЗЛ, а человеческий взгляд на эту личность.

— Интересно ваше сугубо личное отношение к Достоевскому. Ведь не секрет, что в нашей стране этот писатель со своей идей, что русский народ — народ Богоносный, что нельзя строить счастье общества ценой жизни одного (даже одного!) ребенка, был, скажем помягче, не в чести.

— Но его Иван Карамазов такой монолог против Бога произносит! Советские власти выбирали из романов Достоевского то, что им было на руку.

— И все-таки мне интересно именно ваше личное отношение к писателю.

— Вы знаете, мое личное отношение к Достоевскому не поменялось к нему, как к величайшему писателю, который опустился до таких глубин своего собственного человеческого сознания, что многие его даже не могут воспринимать. И не воспринимают. Думаю, не воспринимают Достоевского те, кто так откровенно посмотреть в себя, как он, неспособны. Это метод не для слабонервных!
Но у меня не то чтобы изменилось, а образовалось более полное отношение к нему, как к человеку. Я мало знал обстоятельства его жизни. Знал, что она была тяжелой. Но только когда прошел весь его путь, понял, что это был сложнейший человек. Поэтому, безусловно, трудно было его женам. Тем не менее я его очень полюбил. Расставаться с ним было жалко и тяжело, честно вам в этом признаюсь.

— Можно узнать, какой из его романов вам особенно дорог, интересен, может быть, любим?

— «Братья Карамазовы».

— А ваш самый любимый писатель?

— Не могу сказать четко и однозначно. Вот в последнее время я столкнулся в работе с Альбертом Камю.

— Вы играете главную роль в «Калигуле» — спектакле государственного Театра Наций, художественным руководителем которого являетесь.

— Да. А сейчас читаю эту вещь в полном объеме. Мне это безумно интересно. Чувствую себя так, как будто нашел клад. Или открыл остров. Такое в моей жизни случается часто. И мне это интересно. А вот романа, к которому бы постоянно возвращался, назвать не смогу.

— А любимый режиссер у вас есть?

— Да, Висконти.

— Вы — ученик Валентины Александровны Ермаковой. Какой эпизод общения с ней на вас произвел наиболее глубокое впечатление?

— Самое сильное впечатление связано с тем, что с первого курса она меня чуть не выгнала. Она поставила мне «три с минусом». Это была реальная угроза стать отчисленным. Понял, что профессия серьезная, что шутить с ней нельзя, что мне остается одно — доказать свою состоятельность! И я стал доказывать, доказывать… И с того самого момента доказываю это всю жизнь.

— Сейчас вы бываете в Саратовском театре драмы?

— Бываю. Но не на спектаклях, а с гастролями. Недавно были гастроли нашего Театра Наций. Поэтому, к сожалению,  ничего не видел из того, что идет в театре сейчас. Не получается.

— Ваше любимое место в Саратове?

— Липки. Потому что какое-то время жил недалеко от них — на улице Радищева, недалеко от того места, где когда-то был планетарий, а теперь церковь «Утоли моя печали».

— А в Москве?

— Чистые Пруды, потому что я там живу.

— Москва стала родным городом?

— Да, вполне.

— Вы успеваете смотреть спектакли в других театрах столицы?

— Да, мне это интересно и на это я время нахожу. Сейчас приезжаю в Москву в те дни, когда там проходит Чеховский фестиваль. Очень хочу посмотреть спектакль, который поставил Роберт Лепаж. Этот канадский режиссер на сегодняшний день, пожалуй, один из наиболее интересных режиссеров в мире. Буду смотреть его спектакль «Эоннагата».

— Что из мира искусств в последнее время произвело на вас наибольшее впечатление? И что разочаровало?

— Меня потряс спектакль того же Роберта Лепажа «Липсинк». Он идет 9 часов. Я и не думал, честно говоря, что вообще высижу 9 часов и что на меня это произведет такое глубокое эмоциональное впечатление. Я в театре плакал так, как давно не плакал в жизни. Что меня разочаровало? Можно, не буду вам об этом говорить? Поверьте на слово, что разочарований у меня до досадного много.

— Как вы оцениваете состояние нашего кинематографа? За последние годы оно улучшилось, осталось без изменений, ухудшилось?

— Оно ухудшилось, и весьма значительно.

— Никакой надежды на то, что дело поправится, нет?

— Все зависит от того, как мы наладим кинопроизводство. Это касается, в первую очередь, учебы киносценаристов. Да и всего, что относится  к профессии. У нас очень хорошие кинооператоры. И артисты. Но нет идей.

Дипломатия чиновников

К досаде переполненного зала на церемонии закрытия IX фестиваля театров малых городов России губернатор Павел Ипатов замялся, забыв имя его главного организатора. «Евгения, Евгения забыли!» — тут же нашелся, рассмеявшись, ничуть не обескураженный этим Евгений Миронов, по чьей инициативе фестиваль на этот раз состоялся в Саратовской области — в городе Балаково.

Прибывший в этот районный городок министр культуры РФ Александр Авдеев (искреннее спасибо за честь, думается, по рангу своего положения бывший Чрезвычайный и Полномочный посол нашей страны — в разные годы в Люксембурге, Болгарии, Франции, в княжестве Монако — не часто бывает в подобных населенных пунктах) порадовал хорошим русским языком.

Журналистов волновало, в курсе ли министр РФ саратовских проблем: самый большой долгострой в стране — ТЮЗ и сгоревшая филармония. Стоявший рядом губернатор уверял и называл сроки… Но эти обещания давал и его предшественник.
Я же воспользовалась возможностью лично задать министру культуры России вопрос:

— Александр Алексеевич, вы смотрите программу «Дом-2»? И можно ли с этим что-то поделать в нашей стране?

— Я «Дом-2» не смотрю.

— А можно ли сделать так, чтобы некоторые растлевающие передачи не смотрели и юные души?

— Я не начальник на телевидении.

А надо бы быть в курсе того, по поводу чего который год в стране ропщут и негодуют. Ведь хочется верить, что тонкость дипломатии при высоком ранге способна изменить мир к лучшему. И быть может, тогда в телевизионной сетке появился бы спектакль Минусинского драматического театра, который так понравился министру и заслуженно стал лауреатом фестиваля.
 

Татьяна Лисина