Настоящее вундеркинда

Пианистка с мировым именем считает, что сейчас господствует закон кассы

Первый публичный концерт Полина Осетинская дала в 6 лет. Об этой уникальной девочке писали почти все центральные газеты. Словно сговорившись, журналисты называли ее вундеркиндом и прочили большое будущее. Они не ошиблись. Будущее состоялось. Ныне Полина Осетинская — известная пианистка, выступавшая почти во всех странах мира, с оркестрами под управлением самых именитых дирижеров.

В минувшее воскресенье она играла с академическим симфоническим оркестром Саратовской филармонии им. А. Шнитке. Эмоционально, с какой-то изысканной внутренней энергетикой в сопровождении оркестра она исполнила технически сложное произведение — Концерт для фортепиано с оркестром Роберта Шумана, чем в очередной раз покорила саратовцев.

— Будучи совсем маленькой девочкой, в одном из своих первых интервью вы назвали честность и доброту своими главными критериями порядочного человека. Сейчас ваше мнение по этому поводу не изменилось?

— Нет, совершенно не изменилось.

— Когда вы начинали свою творческую карьеру, был ли кто-то из пианистов старшего поколения вашим кумиром?

— Да, конечно. Когда была ребенком, очень много слушала. Бывала практически на всех московских и ленинградских концертах Рихтера. Много слушала в записи Микеланджело, Бренделя, Гульда. На концертах Гилельса я тоже была. В то время это были как два лагеря поклонников — Козловского и Лемешева. Кто был в «секте» Рихтера, те не очень ходили на Гилельса. И наоборот. Но я слушала и того и другого. Хотя больше была в рихтеровской «секте», а Гилельса оценила много позже, уже взрослым человеком.

— В фильме «Наваждение», посвященном вам, вы сказали, что современное исполнительское фортепианное искусство умирает. Чем вы объясняете это прискорбное явление?

— Объясняю это ленью и инертностью. В первую очередь самих музыкантов, которых посадили на наезженную колею и которые из этой колеи не хотят вылезать, не хотят играть ничего другого, кроме того, что публика очень хорошо знает и на что гарантированно придет. Ленью и инертностью концертных организаций, которые не думают о будущем, живут совершенно архаичными представлениями из советского мира: надо кормить людей, платить зарплату, собирать кассу и т.д. Об образовании, о каком-то развитии музыки никто не думает. И правильно, потому что это удел одиночек, меценатов, тех, кто горит своей работой и своей профессией, это удел просветителей и миссионеров. А просветителей и миссионеров в нашей стране раз-два и обчелся. В мире с этим получше, потому что мир приходит к тому, что нужно играть музыку, не только написанную 200 лет назад, но и написанную сейчас. И только в диалоге старого и нового искусство будет жить и развиваться. Из всего имущества земли охранная грамота должна быть только на хорошую архитектуру, а все остальное подлежит движению.

— Эта тенденция в России объясняется низким материальным уровнем людей и погружением их в хлопоты сегодняшнего дня?

— Нет. Мир более открыт. Мы долго прожили за железным занавесом и продолжаем жить своими устоявшимися представлениями, которые были 40-50 лет назад. Потому что у нас на долгие годы законсервировался процесс интеграции, диффузии, внедренности в мировое культурное пространство. И сейчас эта внедренность остается уделом всего лишь некоторых людей.

Приезжая в разные российские города, вижу, что музыканты провинциальных оркестров не очень-то интересуются тем, кто такой Лахенман, или кто такой Раннев, или что нового написал Десятников. Понимаете? Что для них главное? Сейчас нормально отработать, потом пойти домой и спокойно тихо жить. Не горя своей профессией. Я это вижу по их глазам. В этом, наверное, никто не виноват. С другой стороны, виноваты, наверное, все. Потому что нужна какая-то постоянная ротация кадров. Нужно постоянное образование. Даже если музыкант 40 лет сидит в оркестре, ему тем более нужно образование, чтобы не закоснеть и не стать ригидным, каким является большинство музыкантов в стране. Вот поставь им современную партитуру, которую Лондонский филармонический оркестр читает с листа так, что вечером уже может играть концерт, и что? Они сразу же растеряются. Из наших оркестров осилить ее способны, в лучшем случае, один-два. А может быть, даже ни одного.

— А в столичных оркестрах более любопытные люди, чем в провинциальных городах?

— Безусловно, поскольку они больше интегрированы в некое мировое культурное сообщество, частью которого является Москва. Потому что там много гастролеров и есть свои звезды, свои пассионарии, просветители. Такие как Владимир Юровский, Теодор Курентзис. Этим людям настолько интересно то, чем они занимаются, что они умеют заинтересовать этим других, увлечь публику. На таких людях будет держаться музыкальное искусство.

— Слово «искусство» уже вышло из употребления. Его вытеснило понятие «шоу-бизнес». В чем для вас основное различие между искусством и шоу-бизнесом?

— Шоу-бизнес — это дергающиеся и прыгающие в трусах и лифчиках на экране телевизора девочки и мальчики, которые что-то поют под три прихлопа и два притопа. И на корпоративах зарабатывают этим немалые деньги. А искусство — это настоящее. Это Григорий Соколов, Леонид Десятников, Михаил Плетнёв. Это два совершенно разных полюса, хотя есть свои известные проекты и в классической музыке, которые стирают границы между искусством и шоу-бизнесом и превращают их в общую массу. Законы шоу-бизнеса действуют, в том числе, и в классической музыке, потому что законы кассы сейчас превалируют над всеми остальными законами. Все понимают, что в принципе любой продукт можно продать, если его грамотно пропиарить, хорошо прорекламировать. Какие-то принципы шоу-бизнеса взяты классическим искусством, но это общие принципы современного мира, без них никуда не денешься.

— Как вы думаете, существует возможность в современной России сместить интерес молодого поколения от шоу-бизнеса к настоящему искусству?

— Это все зависит от просветительства. Один мой знакомый в фейсбуке говорил: «Дайте мне на месяц три главных кнопки на телевизионном пульте в стране, и я за месяц превращу эту страну из дикого гомофобного царства в гей-френдли сообщество». Это говорилось применительно к закону о пропаганде гомосексуализма, который сейчас активно обсуждается. Когда у человека есть ресурсы влияния на мозги, то можно сделать все что угодно. Поэтому так плачевна ситуация, которую мы сейчас наблюдаем. С помощью нескольких кнопок население огромной страны зомбируется. И ему насаждаются какие-то определенные, очень нужные государству и власти ценности, при помощи которых этим большинством очень легко управлять. Никому не нужно думающее, просвещенное большинство. Это основной принцип государства тоталитарного или близкого к тоталитарному. Чем просвещенней народ, тем опаснее это для власти. Поэтому власть будет делать все от нее зависящее, чтобы народ становился тупым быдлом, а не просвещенным, к чему-то стремящимся, думающим большинством.

— В одном из интервью вы сказали, что вам нужна не слава, а востребованность. Вы сохраняете до сих пор этот принцип?

— Да, сохраняю.

— В настоящее время вы востребованы? Где выступали до приезда в Саратов?

— В Брянске, Муроме, Владимире, Вене, Перми, Петербурге, Москве. Востребованность свою ощущаю, но музыкант всегда хочет большего. Хотя мне сложно говорить о большем, потому что у меня трое детей. Я могу хотеть большего, но не могу это большее охватить, ведь есть еще обязанности по отношению к дому и семье. Помогает мама. После появления дочери она вернулась из Америки, где долгое время жила, обратно в Россию. Живет с нами, воспитывает внуков, иначе мне сложно было бы гастролировать. Ведь я не могу оставить детей на чужого человека.

— Расскажите о детях, у них есть музыкальные способности?

— Наш старший ребенок — это дочь мужа от его первого брака, а еще двое общих детей. Насте 9 лет, она играет на фортепиано, педагог ее хвалит. Я не занимаюсь с ней, на это у меня не хватает терпения. Иногда что-то подсказываю, немножко помогаю. Александре 4 года, она пока не занимается профессионально музыкой. Сыну Антону только год. Дети еще совсем маленькие, требуют большого внимания. Все, даже Антон, подходят к инструменту и шмякают своими кулачками.

— Чем занимается ваш муж? Как вы познакомились?

— Он работает на телевидении, на канале «Россия-2», делает футбольное шоу. Мы познакомились на чемпионате мира по фигурному катанию, который в 2005 году проходил в Москве. Любовь к этому виду спорта нас объединила. Нас представили друг другу наши общие знакомые. У нас нашлись схожие интересы, мы вращались в одних кругах. И спустя пару лет, после того как он овдовел, решили жить вместе.

— Ваш новый семейный статус сказался на ваших взаимоотношениях с музыкой?

— После появления ребенка человек переосмысливает свою жизнь. Это произошло и со мной. После рождения дочери стала играть по-другому. После рождения сына — еще более по-другому. Ребенок  дает другое понимание жизни, другую глубину, другое проникновение. Но времени остается очень мало, и хочется сделать больше того, что ты можешь успеть, сказать, научиться, выразить. Все процессы начинают протекать с большей интенсивностью, с большей осмысленностью.

— Кроме выступления за границей и в столицах России, вы даете концерты в обычных, даже не очень больших городах. Вероятно, гонорары за эти выступления гораздо меньше, но вы на это идете. Что движет вами? Желание приобщить к прекрасному жителей провинциальных городов? Или и в них приобрести свою популярность?

— Знаете, это вещи взаимосвязанные. Потому что всегда есть какие-то свои мелкие выгоды от маленького гонорара или даже от его отсутствия. Мне не хочется бравировать высокими словами, но понимаю, что если не приеду и не сыграю, то будет только Митяев, Кузьмин, Бабкина и Валерия. Но кто-то должен делать и что-то другое.

— Знаю, что вас раздражает, когда вас до сих пор называют вундеркиндом. Но вы им, несомненно, были. Как вы думаете, это ваше врожденное качество или плод воспитания, когда ваш отец по своей методике создавал из вас гармоничную личность? (Олег Осетинский — сценарист фильмов «Звезда пленительного счастья», «Михайло Ломоносов» и др. — Авт.)

— Думаю, что это плод воспитания. Любому врожденному качеству надо указать путь и дать возможность раскрыться. Если родители не раскрывают это или не знают, какой ключ повернуть, какое окошко открыть, задатки в ребенке могут так и остаться спрятанными. Возможно, родители не открыли во мне другие окошки. Возможно, я была одарена в чем-то еще. Сейчас на своих детях пытаюсь понять, какой ключ к каждому из них подобрать. Не могу сказать, что выявить способности очень просто. Но уверена, что они есть у всех детей.

— В 2008 году вышла в свет книга «Прощай, грусть!», вы пишете в ней об очень сложных отношениях с отцом. С тех пор прошло около четырех лет. Ваше отношение к отцу за это время не изменилось?

— Эту тему не хочу обсуждать публично. Это мое личное дело, которое оставляю на свое усмотрение и не хотела бы ни с кем делить. В моей книге при желании можно многие вещи усмотреть и понять. Некоторые критики утверждают, что из этой книги совершенно очевидно, что я любила и продолжаю любить своего отца.

— Вы общаетесь с ним?

— Нет.

— В каком месте вам уютнее всего?

— Я люблю очень наш дом. Мы живем за городом. В замечательном поместье. Это настоящая послевоенная дача с задатками большой русской усадьбы. У нас огромный участок, на котором совершенно свободно играют дети, для них наш сад — абсолютно родная домашняя территория. Это поселок Снегири на Волоколамском шоссе. Там был дом у Щедрина с Плисецкой, теперь это соседний с нами дом. Они его продали, сейчас в нем живут интересные люди — профессора консерватории, балерины. С трудом представляю, как можно жить в самой Москве. И еще очень люблю свою петербургскую квартиру.

— Что вы считаете своим главным достижением в жизни?

— Своих детей.

Татьяна Лисина