Пива Шарикову не предлагать

Отрезвление нации в Саратове и области имеет богатые и разветвленные традиции

На просторах нашей родины все чаще раздаются голоса в пользу того, что народ окончательно «утомлен нарзаном» и пора бы прикрыть лавочку — ввести в России очередной «сухой» закон. Многие, в том числе и саратовские представители «трезвомыслящей» общественности, считают такой нормативный акт панацеей от многих бед: демографического кризиса, деградации населения в целом и молодежи в частности, etc.

Наложить запрет на самый мощный социальный анестетик — горячительные напитки — неоднократно пытались и ранее. В анналах региональной истории уцелели свидетельства того, к чему приводило столь кардинальное протрезвление масс.
И нельзя сказать, что подобные попытки были провалены.

Пьяный трезвому не товарищ

В иркутском селе Хатакар ограничили продажу спиртного всего тремя часами: горячительные напитки с июня 2012 г. можно купить лишь с 17 до 20.00. Правда, все 99 жителей села продолжают употреблять… В удмуртском городе Глазов был демонтирован памятник в виде огромной 3-метровой бутылки водки, простоявший 13 лет. Общий тренд ясен: в России вовсю взялись за искоренение главного социального зла. Честно говоря, нужно искоренять не только алкоголизм как медицинский факт, а и связанные с ним общественные мифы, которые вовсю тиражируются внутри страны и выходят на внешний рынок: «русские всегда пили», «повальное пьянство в деревне» и т.д. Ключевая дата новейшей алкогольной истории России — 1924 г., когда был отменен «сухой» закон, введенный еще при «проклятом царизме». Характерно, что подавляющая часть населения встретила акт о свободном обращении спиртного в большинстве своем негодованием: «Вы культурную революцию проповедуете, собираетесь строить социалистическую культуру, а сами народ спаиваете!» — письма примерно такого содержания поступали в соответствующие инстанции.

Отличилось и «алкоменьшинство»: после отмены «сухого» закона в одной только Москве погибло несколько десятков человек — кто «на радостях», кто просто от перепоя или в пьяной драке.

«Сухой» закон стал одной из немногих инициатив прежнего режима, которую сохранили на вооружении большевики. Характерно, что социальная структура потребления горячительного была принципиально иной, чем сейчас: в селе пили в четыре с половиной раза (!) меньше, чем в городе. И, к слову, саратовская глубинка имеет значительные трезвеннические традиции. Первые массовые выступления против «зеленого змия» относятся ко второй половине 50-х годов XIX века. Почву для них подготовила проигранная Крымская война, серьезно истощившая казну государства. Для повышения доходов по алкогольной статье российские откупщики подняли цены вдвое-втрое, допустив при этом существенное падение качества зелья. Это вызвало серьезное негодование у населения и массовые бойкоты торговых точек, где продавалось спиртное. Так, в Балашове у всех питейных заведений были выставлены «караулы от народа» для наблюдения за тем, чтобы никто не покупал вина. Пьянчужку штрафовали или просто колотили. В июне 1859 г. трехтысячная толпа бунтовщиков-«трезвенников» разгромила винные лавки в Вольске. Вольские волнения приобрели особенный масштаб в июле, когда было уничтожено 37 питейных домов (во всей Саратовской губернии почти сотня — 98 кабаков).

Бунты совершенно иного свойства начались после того, как в 1914 г. была сначала существенно урезана, а потом и вовсе запрещена продажа спиртного. Известные саратовские историки Виктор Тотфалушин и Евгений Максимов в книге«Саратовское Поволжье в годы Первой мировой войны» описывают эффект от того, что в нашем городе были закрыты все винные лавки, трактиры, пивные и даже чайные: «…толпа до 12 тысяч раздраженных и голодных людей бросилась сейчас же открывать чайные. После разгрома двух-трех чайных полиция распорядилась открыть остальные. Тогда толпа, окрыленная «победой», бросилась разбивать казармы. В дальнейшем разбили окна в полицейском управлении, две винные лавки и оружейный магазин».

Сельчане протестовали против пьянства, горожане — против принудительной трезвости. Итог был один и тот же: разбитые головы, уничтоженное имущество, конфронтация, кровь, насилие.

Подмокшая репутация «сухого» закона

Саратову «повезло»: по разные стороны алкогольных баррикад стояли два, мягко говоря, не чужих нашему городу человека, напрямую связанных с процессами алкоголизации населения в их нынешнем понимании и масштабе. Одного звали Алексей Рыков — из числа знаменитейших уроженцев Саратова, человек, который возглавил Советское правительство после смерти Ленина; человек, поставивший свою подпись под актом об отмене «сухого» закона и чьим именем в народе названа 30-градусная водка-«рыковка». Та самая, которую Михаил Булгаков иронично называл «новоблагословенной»: «— Не скажите, Филипп Филиппович, все утверждают, что очень приличная. Тридцать градусов. — А водка должна быть в сорок градусов, а не в тридцать, — это, во-первых, — наставительно перебил Филипп Филиппович, — а во-вторых, бог их знает, чего они туда плеснули…» Второго человека звали Федор Углов — выпускник медфака Саратовского университета, знаменитый хирург, практиковавший до 100 лет, он стал основоположником очередного трезвеннического движения в России.

К слову, об университете. Парадоксально, но он «пострадал» от трезвости саратовского населения в годы Первой мировой. Вот знаменитый факт, который приводит в своей нашумевшей книге «Опыт принудительной трезвости» известный врач-психиатр Иван Введенский: «В Саратовском университете благодаря трезвости возник даже своеобразный кризис — «трупный голод». В прежнее время трупы самоубийц поступали в институты судебной медицины, некоторые затем и в анатомический театр. Теперь не стало самоубийств, и университет оказался в затруднительном положении».

Нет смысла говорить, что за прошедшее со времен Первой мировой столетие отношение россиян к спиртному претерпело серьезные изменения: сейчас «зеленый змий» прочно отождествляется с одной из опор национальной идентичности, а всякое ограничение потребления воспринималось до недавнего времени чуть ли не как покушение на народную святыню. Относительно недавние горбачевские времена — тому свидетельство: несложно вспомнить, сколько проклятий неслось в адрес генсека, отобравшего у граждан любимое «лакомство».

В классическое советское время употребление спиртного зачастую преподносилось едва ли не как некий обряд. Да что греха таить, практически все гениальные фильмы Леонида Гайдая и Эльдара Рязанова содержат колоритные сцены «употребления». И поданы они с таким мощным, с таким пышным и пенным колоритом, что немедля хочется наполнить бокал, кружку, рюмку: чего стоит знаменитая сцена в бане с последующей отправкой главного героя в Ленинград, чего стоит гениальная песня про зайцев в исполнении подвыпившего Семен Семеныча! А зажигательная песня «Губит людей не пиво, губит людей вода»?.. А фраза «Закусывать надо»? С точки зрения иных ревнителей трезвости все это — суть сплошная пропаганда алкоголизма.

Слабость тех, кто ратует за полный запрет спиртного, в том, что свои в общем-то не самые плохие идеи они продавливают прямолинейно, фанатично и бескомпромиссно. А как говаривал еще один герой Гайдая, «с людями сейчас надо мягше, а на вещи смотреть ширше». И потому даже люди, не делающие из спиртного культ и употребляющие по случаю, не более того, смотрят на трезвенническое движение как на некую секту, которая ратует за серьезное урезание гражданских свобод. За инквизиторские запреты. За сухое, узколобое пуританство.

Один из авторитетнейших федеральных экспертов в данной области, директор Центра исследований федерального и региональных рынков алкоголя (ЦИФРРА) Вадим Дробиз полагает, что абсолютный «сухой» закон в стране невозможен, а борьбу с алкоголизацией населения нужно вести не путем введения запретов, а грамотным воздействием на структуру потребления. Проще говоря — уменьшением числа крепких спиртных напитков в пользу легких и при этом качественных. Так, как это происходит в Европе. Однако все упирается в главное — в уровень доходов, в социальную депрессивность иных слоев населения. Психология современного россиянина устроена так, что любое табу не работает. Запрет мгновенно формирует протестную реакцию: «…а вот пойду и назло нажрусь», — примерно так это будет звучать при переводе проблемы на утилитарно-бытовой уровень. Именно поэтому плохо работает социальная реклама, продвигающая здоровый образ жизни. Именно поэтому идеи трезвенничества воспринимаются в штыки, значительной, даже не особо «поддающей» массой населения.

И так будет до тех пор, пока спиртное используется в качестве этакого суррогатного социального лифта: человек «употребил», проблемы отодвинулись, стало веселее. Потеряли свою важность и первостепенность такие удручающие факторы, как смехотворность зарплаты, сварливость жены, неуважение и хамство окружающих, неустроенность быта, бесперспективность каких бы то ни было попыток прорваться в этой жизни, занять более достойную нишу. Отодвинулась усталость; зашипели, охлаждаясь, раскаленные нервы. И многие россияне, к несчастью, никогда не согласятся расстаться с этим сильным обезболивающим.

Кивать на относительно удачный опыт времен первой мировой не приходится: слишком сильно перелопатило Россию ушедшее XX столетие. Так что законное требование уже процитированного классика — «пива Шарикову не предлагать!» — едва ли найдет понимание у значительной части нашего населения. Пока.

Антон Краснов