Главная / Издания / Раздавленное лето

Раздавленное лето

Раздавленное лето
19 июня 2013

Антон Краснов

МК в Саратове

№26 (827) 19-26.06.2013

22 июня: на самый светлый день в году приходится самая трагическая дата отечественной истории

Эта дата и открывшиеся ею события лета 1941-го продолжают оставаться полем самого яростного дискуссионного боя историков, экспертов, просто неравнодушных граждан. Среди многочисленных трактовок начала войны хотел бы выделить две полярные концепции. Одна: лето 1941-го было временем чудовищной катастрофы, неструктурированного хаоса и безраздельного господства одной воюющей стороны над другой. Это разбегающиеся во все стороны люди, это преступные просчеты советского главнокомандования и командиров на местах, это 700 тыс. дезертиров и миллионы пленных, это соотношение безвозвратных оперативных потерь едва ли не 1:20 и семь миллионов погибших с советской стороны.  Картина, что и говорить, крайне болезненная для национального самосознания.

И — позиция № 2: несмотря на действительно колоссальные потери (но не семь миллионов!) и определенные просчеты командования, действия Красной армии укладывались в некую единую оперативную систему, которая в конечном итоге послужила тому, что гитлеровский план «Барбаросса» с треском рухнул.

1941-й: история и религия

Великий писатель-фантаст Борис Стругацкий незадолго до своей кончины выступил с чрезвычайно дискуссионным и острым заявлением: «Память о Великой Отечественной стала святыней. Не существует более ни понятия «правда о войне», ни понятия об «искажении исторической истины». Есть понятие «оскорбление святыни». Это, по сути дела, уже не история, а религия. Библия войны написана. Все. Не вырубишь топором», — заявил он.

Такое мнение, конечно, имеет право на существование, но согласиться с ним сложно. Даже не буду лезть в идеологические дебри. Просто приведу очень наглядный пример, в котором понятие «правда о войне» все-таки не отыгрывает себя и остается первостепенным. Каждому из нас известен подвиг 28 панфиловцев под разъездом Дубосеково. Нам, саратовцам, он должен быть особенно близок, потому что и политрук Василий Клочков, и генерал-майор Иван Панфилов — они свои, земляки, родились на саратовской земле. Однако на самом деле то, что мы понимаем под «подвигом двадцати восьми», — миф. Фраза «Велика Россия, да отступать некуда — позади Москва!» — миф. То, что все они до единого полегли на подступах к осажденной советской столице, сложив головы в неравном бою с фашистскими танковыми соединениями, — также легенда, нежизнеспособная после того, как документально установлено: несколько человек все-таки остались в живых, а один даже сотрудничал с немцами. Сейчас нет и уже не будет возможности доподлинно установить, что реально происходило у легендарного разъезда Дубосеково; зато есть документально подтвержденные события 1941-го, которые представляются куда более серьезным вкладом в победу под Москвой. Как пример — Ильинские рубежи в каких-то полутора сотнях километров от столицы, где в октябре 1941-го три с половиной тысячи мальчишек — подольских курсантов, брошенных на ключевое направление обороны! — на две недели остановили 57-й моторизованный корпус немцев в составе 200 танков и 20 тыс. моторизованной пехоты.

Когда сейчас читаешь железные, документальные, бесспорнейшие свидетельства того, что происходило там, становится непонятно, как такое вообще возможно: мальчишки расстреляли в упор из орудий танковую колонну Гудериана… Уничтожили пять тысяч гитлеровцев, 100 танков. И не нужно никакого мифотворчества, редактуры и шлифовки очередной легенды — вот же она, правда о войне: «Десятиклассники. Огненный выпуск. Фото в июне на школьном дворе. Челки, косички, рубашки навыпуск. Мир нараспашку — и бой в октябре», — впоследствии написал один из немногих выживших на Ильинских высотах курсантов. Неописуемую гордость вызывает вот такая правда о войне, ради которой до сих пор ломают копья историки, эксперты, поисковики.

И таких эпизодов, которые не укладываются в голове у нас, потомков тех героев, а равно не укладывались и у немцев, которые до того без усилий, в «курортном» режиме подмяли под себя Францию, — масса. Несложно предугадать, что иные читатели поспешат воскликнуть: да как ты смеешь, да кто ты такой, чтобы касаться святынь и рассуждать о том бое у разъезда Дубосеково?.. И они имеют на это полное право, так как считают, что Великая Отечественная война — это не история, а религия.

И это будет одной из граней истины.

«Год сорок первый, начало июня. Все еще живы…»

Но никуда нам не деться от мифов. Наше сознание, наше восприятие тех великих и чудовищных событий настолько отформатировано, что к любому эпизоду, к любому боестолкновению военной поры мгновенно подбирается готовое, отлитое в стихотворной или песенной форме клише. «На равнинах снежных юные курсанты. Началось бессмертье. Жизнь оборвалась…» — мгновенно и с готовностью подсказал мне мозг слова песни из кинофильма «Битва за Москву», стоило вспомнить о подвиге мальчишек из Подольского военного училища на Ильинских рубежах. «Год сорок первый. Начало июня. Все еще живы, все еще живы — все, все, все!» — зазвучал в голове «Довоенный вальс», стоило только подумать о реалиях кануна Великой Отечественной.

Если брать на веру аргументы сторонников «теории хаоса», сформулированной выше, становится непонятно, как на этом зыбком, разболтанном, кровавом фундаменте была выстроена Великая Победа 1945-го. Утверждения о малой боеспособности Красной армии, возобладавшие в отечественной историографии 1990-х, о преступно низком качестве офицерского корпуса, до основания перелопаченного репрессиями, все-таки недостаточно обоснованны. Эти доводы отлично соотносятся с новейшим мифом о всеобъемлющем количественном превосходстве РККА в технике — танках, самолетах и т. д.: дескать, вооружения хватало, а толково обслуживать было некому — человеческий фактор-с!

По мнению старшего научного сотрудника Всероссийского НИИ документоведения и архивного дела Михаила Мельтюхова, вопрос о реальной боеспособности РККА накануне войны только ждет своего исследователя. «Сами по себе ссылки на неудачное начало войны ничего не объясняют. Тем более что советские войска к 22 июня 1941 г. не успели завершить сосредоточение и развертывание, провести мобилизацию и были захвачены германским нападением врасплох», — пишет историк.

Оставим стратегические вопросы специалистам и обратимся к другому аспекту темы. Речь о моральной готовности советского общества к войне. Чтобы понять, какова она была, нужно знать несколько простых и, в общем-то, довольно известных истин. Основная масса мужского населения СССР 1919-1922 годов рождения, то есть те, кто в июне 1941-го принял на себя основной удар вермахта, не имела в сознании четкого образа врага. Гитлеровская Германия, «подслащенная» в глазах людей пактом Молотова — Риббентропа и до определенного момента являвшаяся, по сути, стратегическим партнером СССР, таким врагом не являлась до последнего. (Что касается «партнера», то вот слова Сталина, сказанные в сентябре 1939 г.: «Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран. Гитлер расстраивает, подрывает капиталистическую систему. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии».)

Отсутствие устойчивого образа врага сочеталось с уверенностью подавляющей массы населения в том, что «броня крепка и танки наши быстры». Убежденность, что Красная армия способна разгромить любого врага «малой кровью, могучим ударом», основывалась на серьезных фактах. В их числе — успехи в локальных боестолкновениях типа Халхин-Гола и победа в советско-финской зимней войне. Непростая эта война была несколько отретуширована пропагандой, но стратегический успех был, в общем-то, налицо. Гипертрофированная уверенность в силе Красной армии подкреплялась и престижностью военной профессии, которая давала привилегии, уважение и достаток. В стране, которая лишь с конца 30-х перестала жить по карточной системе распределения продовольствия и чье население в подавляющем большинстве своем щеголяло в «перелицованной» дореволюционной одежде, — о, в этой стране новенькая военная шинель была символом благополучия и успеха!

Были и другие нюансы. О них упоминает в своей книге «22 июня. Черный день календаря» (2008) историк Алексей Исаев — в настоящий момент, наверно, лучший из тех, кто научно пишет о войне: «Тот факт, что основную массу рядового состава армии составляла малограмотная молодежь, которую отличала слепая вера в установленный общественный строй и его руководителей, позволял легко манипулировать сознанием. Патриотические песни из таких кинофильмов, как «Если завтра война», да и сами ленты, воспевающие непобедимость Красной Армии, вызывали самоуспокоение и восприятие грядущей войны как парадного шествия. «Когда объявили о начале войны, я посчитал, что завтра-послезавтра будем в Берлине. Еще подумал: «Надо почистить сапоги, чтобы офицер был в блеске», — вспоминал лейтенант-артиллерист А. С. Хоняк. Вот такими разношерстными, с противоречивым сознанием, раздвоенной моралью, дезориентированными в оценке характера, длительности будущей войны и реального противника, подошли воины 1919-1922 гг. рождения, составлявшие основу Красной армии, к 22 июня 1941 года», — убежден Алексей Валерьевич.

Падение и восхождение

Немцы же свой образ врага выстроили с национальным педантизмом и прагматичностью, обильно приправленными фирменным гитлеровским пафосом. Обращение Гитлера к войскам 21 июня — документ известный и резонансный: «Наконец-то я могу сказать вам открыто всю правду. У наших границ выстроилось до 160 дивизий русских. В течение многих недель наши границы постоянно нарушаются…» и прочая брехня. А вот менее «замыленные» программные заявления: «Борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью», — коротенько и ясно формулирует задачу вермахта командующий 4-й танковой группой генерал-полковник Эрих Гепнер. Правда, сам герр Гепнер был «обласкан» фюрером за иные достижения: в январе 1942 г. он был снят с поста «за трусость и неподчинение приказам», проявленные в битве за Москву, и уволен без права носить военную форму и награды.

В свете резкого обесценивания человеческой жизни после 22 июня Главнокомандование РККА не позволяло себе роскоши  терпеть проштрафившихся военачальников так долго. Самый известный пример — конечно, командующий Западным особым военным округом генерал армии Дмитрий Павлов. Человек, по заданию и по требованию которого, к слову, был создан Т-34. 21 июня 1941 г. генерал Павлов сидел в ложе минского театра и наслаждался спектаклем «Тартюф» в исполнении приехавшего на гастроли Московского Художественного театра. Ровно через месяц, 21 июля 1941 г. Дмитрий Павлов слушал уже не божественный текст Мольера, а формулировку собственного смертного приговора: «…признал себя виновным в том, что в заговорщицких целях не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав и из жажды мести за разгром заговора открыл фронт врагу».

Я не случайно привел факт скорой расправы над высокопоставленным военным. Существует еще одно обоснование того, почему первые месяцы войны складывались столь трагически. 40 тыс. человек. Именно такой цифрой исчислялось количество расстрелянных в предвоенные годы командиров высшего и среднего эшелона. А вот Алексей Исаев полагает, что это также миф: 40 тыс. генералов и офицеров действительно были потеряны Красной армией в годы большого террора и предвоенное время, но это общее число уволенных в 1937-1940-х, из которых были расстреляны, мягко говоря, не все. Многие репрессированные комдивы и комбриги впоследствии вернулись в строй — достаточно назвать имена маршала Рокоссовского и генерала армии Горбатова.

Всего сказанного явно не хватит для того, чтобы почувствовать глубину пропасти, в которую сорвалась страна в то июньское воскресенье. Главное другое: невозможно не признавать тот факт, что бойцы и командиры Красной армии в подавляющем большинстве выполнили свой долг до конца, хоть их жизни на тот момент не стоили ничего.

P. S. Зато сейчас память о них бесценна. И это не пустые слова. Радует, не побоимся этого слова, новый общественный тренд: в России интересуются историей войны все больше молодые люди. Молодежь ищет свое место в сложном мире, нащупывает незыблемые ценности, остро нуждается в обретении своей национальной идентичности. Порой не хватает кругозора, качества образования, но сама попытка самоидентифицировать себя с великим народом, выигравшим ту войну, — она очень правильная в плане того, чтобы понять свои корни и свое место в этой жизни. И, как мне кажется, единственно верная. «Мне не очень нравятся нынешние подростки. Да, шеи у них свернуты от постоянного глазения на Запад. Но почему-то я верю, что если ВДРУГ... Они тоже будут подниматься. И стоять, и насмерть. Даже если будут при этом материться по-английски. Я не знаю, почему. Может быть, гены. Может — национальный характер. А может, просто потому что — Родина», — пронзительно написала одна совсем молодая девушка на сайте, посвященном бессмертному подвигу курсантов на Ильинских рубежах.

И ведь хочется ей верить.

Антон Краснов

Оставить комментарий