Сапер Наполеона
200 лет назад в Саратове пленный французский лейтенант начал работу над фундаментальным трудом, повлиявшим на всю математическую науку
Минувший 2012-й, объявленный Годом истории, прошел под знаком большого юбилея: мы отмечали 200 лет победы в Отечественной войне с Наполеоном. Как известно, Саратовская губерния не вошла в число тех земель, что были опалены наполеоновским нашествием: до нее долетели лишь искры этого пламени. Одинокие, разрозненные тусклые искорки в лице военнопленных солдат и офицеров французской Великой армии, перемолотой в Бородинском сражении и в стоянии в Москве, на берегах Березины и в сражении под Малоярославцем и Смоленском, и так далее. Однако было и продолжение: год 1813-й. Одной из «искр» стал человек, чье имя в числе 72 величайших ученых мужей Франции ныне красуется на первом этаже Эйфелевой башни. Примечательно, что свои работы, которые позволили ему войти в число лучших умов своей страны, он создал именно в Саратове.
Речь, разумеется, о создателе проективной геометрии Жане-Викторе Понселе, «сапере Наполеона», двести лет назад прибывшем в наш город в статусе военнопленного.
Дубы в математике
С самого детства мне доводилось слышать красивую легенду: городской парк, которому в этом году исполняется два века от роду, разбит силами пленных французов из Великой армии Наполеона, а каскад прудов, который и поныне определяет структуру главного парка города, лично спроектирован великим французским математиком. Впрочем, это тогда, 200 лет назад, Жан-Виктор Понселе не знал, что будет великим и попадет на скрижали Эйфелевой башни. Однако само предание о том, что пруды в горпарке проектировал Понселе, это… как бы покорректнее выразиться… это как если бы музыку к гимну Саратова писал Камиль Сен-Санс, а герб рисовал Сальвадор Дали — словом, признанные мировые мэтры каждый в своем деле.
Легенда о Понселе тем более привлекательна и правдоподобна еще и благодаря тому, что именно в 1813 г. Саратов, практически полностью выгоревший в 1811 г., получил необъемлемый атрибут каждого уважающего себя города: был утвержден и впоследствии успешно реализован первый план регулярной застройки. Это была, без преувеличения, градостроительная революция: город был разделен на четыре части согласно проектному чертежу, землемеры ставили квартальные вешки, давались названия будущим, еще не отстроенным улицам. Значительной частью этого градостроительного плана стало обустройство городского парка на месте рощи, примыкавшей к даче тогдашнего саратовского губернатора, знаменитого Алексея Панчулидзева (сейчас на месте построек, составлявших усадьбу, расположена школа № 95 на 2-й Садовой улице — бывший Мариинский институт благородных девиц).
Губернатор, человек дальновидный и практичный, нашел отличное применение французским военным специалистам, которые в математике были отнюдь не дуб дубом. Разбиравшимся в фортификации спецам, которым, конечно, не составило труда разработать систему плотин и прудов и распланировать аллеи городского парка. Наверное, это проще, чем обустраивать флеши и капониры. Французы высадили дубы, перехватили плотинами холодные родники, рассекающие рощу, воздвигли мосты над прудами. И над всем этим парил отточенный интеллект будущего великого математика Понселе, рассчитавшего и с блеском реализовавшего проект и ныне дарящий саратовцам радость! Завлекательно и приятно представить себе, как 25-летний «волжский пленник» садится на землю возле только что высаженного им дубка, кладет на колени стопку бумаг и начинает набрасывать то, что легло в основу фундаментального «Трактата о проективных свойствах фигур».
К сожалению, историческая истина не совсем такова. Но судьба Понселе столь интересна, что вполне достойна блистательного пера другого великого француза и гостя Саратова (в октябре 1858-го. — Авт.), Александра Дюма-старшего.
Тысяча верст и другие цифры сапера Понселе
2 июля 1812 г. в Саратове узнали о нашествии Наполеона: его Великая армия начала форсировать пограничный Неман в ночь с 23 на 24 июня. 17 июля 1812 г. в состав французских войск влился выпускник парижской Политехнической школы, 24-летний лейтенант инженерных войск Понселе. Блестящий молодой специалист и представить себе не мог, сколь незавидная участь его ждет: через какие-то четыре месяца, 18 ноября, в кровопролитном сражении под Красным (Смоленская область) лейтенант Понселе попал в плен. Расстояние от места пленения до Саратова Понселе преодолел пешком, вполне вписываясь в каноническое представление о пленных французах той страшной эпохи: в каких-то ужасающих лохмотьях, замерзающий, полумертвый. А ведь, напомним, это было время владычества того самого «генерала Зимы», когда в термометрах замерзала ртуть (кому интересно, температура замерзания ртути — минус 38,9 °С).
Будущий академик «прогулялся» от Смоленщины до Саратовской области и поначалу пришел в Аткарск, где стоял «фильтр» и военнопленные распределялись по городам. В губернский центр направлялись только офицеры, и в марте 1813-го Понселе оказался в Саратове в числе 238 товарищей по несчастью. Впрочем, с ними обращались более чем сносно, особенно если вспомнить, что они пришли в Россию с агрессивными намерениями и с оружием в руках. Многие мемуаристы впоследствии отмечали, что отношение к французам в тыловых губерниях принципиально отличалось от того, что имело место в землях, разоренных нашествием: «С момента прибытия в пределы Саратовской губернии мы почти на каждом шагу встречали выражения симпатии и расположения», — отмечали волжские пленники.
В Саратове французы жили в специально выделенных им казармах, располагающихся на будущей Немецкой улице по соседству с немцами-колонистами (где-то между нынешними ул. Вольской и Горького). При этом они располагали свободой передвижений, получали жалованье сообразно чину и даже могли нанимать частную квартиру, коль скоро хватало средств. К полагающимся им из казны деньгам они добавляли заработок от преподавания математики, фехтования, рисования, французского языка (чрезвычайно востребованного и ходового в то время — напомним, даже знаменитый совет в Филях Кутузов вел на французском). Дипломированному специалисту, выпускнику Политехнической школы Понселе, конечно, было чему поучить саратовцев. Однако это был человек принципиальный: он очень болезненно воспринял крушение Великой армии и позор своей нации. Сдержанный, замкнутый пессимист Понселе не считал возможным преподавать русским математику и иные дисциплины.
Известный саратовский историк Виктор Тотфалушин долгие годы изучал архивы, мемуары очевидцев и иные документальные свидетельства, связанные с пребыванием в нашем городе пленных французов. Ему удалось докопаться до истины в таких сложных исторических мифах, как предание о якобы «последнем солдате Наполеона» Жан-Батисте Савене, скончавшемся в Саратове в 1894 г. в возрасте 126 лет: историк установил, что Савен никак не мог служить в Великой армии и, следовательно, сопровождать знаменитый «золотой обоз». Помог он внести ясность и в вопросе с Понселе. «В Саратове Жан-Виктор преподавал математику, но не местным жителям, а своим товарищам, французам. Он не сотрудничал с российскими властями, и потому широко распространенное утверждение о том, что он проектировал пруды в нашем городском парке, не соответствует действительности», — прокомментировал специалист. Так рухнула красивая легенда детства.
Вот это-то нежелание работать с местными властями и преподавать саратовцам высвободило время для занятия науками. Понселе находился в Саратове с марта 1813-го по июнь 1814-го и за это время, по различным оценкам, написал свыше 600 рукописных страниц исследований. 400 из которых — оригинальные и очень глубокие геометрические изыскания, позволившие выстроить принципиально новую отрасль знания и впоследствии удовлетворить новые потребности графики и архитектуры. Что такое проективная геометрия в двух словах? «Художнику необходима математика его искусства. Учение о перспективе — это и вожатый, и врата; без него ничего хорошего в живописи создать невозможно», — сказал великий Леонардо да Винчи. Не кривя душой, можно сказать, что Понселе реализовал тезис гения в теории — здесь, в Саратове.
Саратовские трофеи: расчеты и счеты
Летом 1814 г. Понселе покидал Саратов. Здесь он создал свой главный труд; здесь он отметил свой 25-летний юбилей (1 июля 1813-го), к которому получил очередной воинский чин — 2-го капитана инженерных войск. Однако, покидая «место скитаний и лишений», великий математик, человек твердый и вовсе не сентиментальный, испытал неожиданные и сильные чувства. Вот как писал об отъезде из Саратова сам Жан-Виктор: «Когда мне пришлось покинуть этот возрождающийся город, с длинными рядами деревянных домов, я не мог отрешиться от глубокого волнения, задавая себе вопрос: смогу ли я продолжать среди ожидающей меня деятельной жизни, как в безмолвии и уединении изгнания, исследования, скрасившие мне его горечь и ставшие мне тем самым столь дорогими».
Конечно, он смог. Продолжил исследования в области геометрии. Занялся фортификацией, теорией машин, разработал так называемое «водяное колесо Понселе». Ввел в науку распространенное ныне понятие «усталость материала» (скажем, часто звучащее все тревожнее и тревожнее применительно к автодорожному мосту Саратов — Энгельс). Из России Понселе уехал, к слову, не с пустыми руками: именно он захватил в Саратове русские счеты, которые позже распространились по всей Франции и приобрели большой вес в образовательном процессе начальной школы. На родине Понселе русские школьные счеты обрели популярность под названием «буйе».
В 1834 г. Жан-Виктор Понселе был избран членом Парижской академии наук, а в 1842-м возглавил ее. В 1848 г. стал генералом инженерных войск и возглавил Политехническую школу — на тот момент лучшее в Европе учреждение по подготовке военных инженеров. Не утратил и связи с Россией, став членом-корреспондентом Петербургской академии наук. Имя ученого, скончавшегося в 1867 г., носят улицы в Париже и его родном Меце, а вот в Саратове пребывание Понселе не отмечено доселе никаким мемориальным знаком. И вот потому, когда я думаю, что такой человек действительно мог проектировать наш городской парк, мог, но не сложилось, — становится очень грустно. Да и кем он был тогда, этот Понселе, чтобы амбициозный губернатор Панчулидзев доверил ему расчеты парка?
…И все равно стоят перед глазами несколько наивные представления детства: 25-летний французский лейтенант, чье имя выгравировано ныне на Эйфелевой башне, садится на теплую саратовскую землю возле только что высаженного молодого дубка. Смотрит на заходящее июльское солнце. Вынимает тетради, перо. И пишет. А теперь, наверно, только 200-летние дубы в городском парке знают подлинную правду.
Антон Краснов
