Главная / Издания / Северная война южного города

Северная война южного города

Северная война южного города
26 августа 2015

Антон КРАСНОВ.

МК в Саратове

№35 (940) 26.08.2015

История — дама со странностями и склонна повторяться. Триста лет назад Россия вошла в решающую фазу Северной войны, вернула себе исконные земли на море, взяла курс на масштабное укрепление армии и флота, а тогдашнего главу государства ПЕТРА I — ещё до провозглашения его в 1721-м императором и «Великим» — вовсю именовали «отцом Отечества». Сам народ, как водится, в основном предпочитал помалкивать, хотя многие «учинения» самодержца предполагали резать население по живому — в экономическом, а часто в самом что ни на есть буквальном смысле этих слов.
Понятно, что совсем небольшой городок Саратов находился на периферии ключевых событий той эпохи и вследствие своей ресурсной базы слабо влиял на события. Однако — минуточку: не играя существенной роли в самой Северной войне, наш город и его жители внесли весьма интересный вклад в устранение некоторых побочных эффектов российско-шведского противостояния.
Но обо всём по порядку. Итак, 315 лет назад, 30 августа 1700 г., началась Северная война, по итогам которой «региональное» (как сказали бы ныне политики) Московское государство превратилось в глобальную Российскую империю.

Шведский стол переговоров: не подавитесь…
Вехи Северной войны общеизвестны, однако напомним ряд интересных нюансов.
Вступая в противостояние со шведами, Пётр едва ли рассчитывал, что оно про­длится так долго — свыше двух десятилетий. Цель русских была известна и понятна: вернуть себе принадлежавший им с древнейших времён выход к Балтийскому морю. Побережье Финского залива было утеряно в начале XVII в., когда шведы сначала захватили крупнейшие города Новгородской земли, а потом «оформили их в собственность» по Столбовскому миру 1617 г. Мы помним, что было дальше: плохо вооружённая и экипированная русская армия проиграла сражение под Нарвой, утонув в крови и грязи ноября 1700-го; однако по железной воле Петра армия была переобучена, перевооружена (в том числе и с помощью знаменитых «колокольных» пушек), а весной 1703-го добилась главной на тот момент цели в войне: вышла к морю. Был заложен Санкт-Петербург, и, казалось бы, конец войне?.. Русские были готовы к мирным переговорам со шведами, король КАРЛ XII тоже не испытывал особого желания и впредь простужать шведское войско в болотах у Финского залива. Какие там ещё русские, что тратить время на этих варваров?.. Король Швеции нацеливался на куда более крупный куш. Речь, конечно, о войне за знаменитое «испанское наследство» (1701-1714; крупный конфликт между европейскими державами за право контроля над испанскими владениями, «осиротевшими» после пресечения династии испанских ГАБСБУРГОВ. - Авт.)
И вот тут на арену событий вылезли англичане и французы. Они стали наперебой предлагать России свои посреднические услуги в переговорах со Швецией. Цивилизованные европейцы устроили своеобразные «дипломатические гонки»: так, в
1703 г. в Россию прибыл французский посланник де БЛЮЗ и предложил в обмен на посреднические услуги изъять всю русскую торговлю из рук англичан и голландцев и передать её Франции, а англичане в 1704-м прислали некоего Чарльза УИТВОРТА, который тоже гнул свою линию (а попутно шпионил и строчил доклады в Лондон, а уж дальше «протекало» и шведам).
Так или иначе, но к 1706-му война окончательно замерла, и 40-тысячная шведская армия, дислоцировавшись в самом сердце Европы, в побеждённой Саксонии, собиралась уже было побороться за испанское наследство. В Англии прочувствовали деликатность ситуации и отправили в ставку Карла опытнейшего полководца и дипломата Джона ЧЕРЧИЛЛЯ, герцога МАЛЬБОРО. Англичанин умело чередовал подкупы шведских министров с подношениями и, конечно же, лестью самому королю: «Я приехал учиться воинскому искусству у великого полководца!» Слова герцога, сравнившего 24-летнего шведского монарха с Александром МАКЕДОНСКИМ, конечно, льстили тщеславному Карлу.
Лицемерная позиция Англии, с одной стороны, вдвое нарастившей товарооборот с Россией в ходе первых лет Северной войны, а с другой — прямо натравливавшей Карла на русских, возымела нужный эффект. Шведское вторжение в русские земли началось. Что было дальше, общеизвестно: были великая слава Полтавы, «начала русской славы», были Гангут и Гренгам, был Ништадский мир 30 августа (10 сентября) 1721 г., принесший России принципиально иной европейский и мировой статус. Напомним, что согласно этому важнейшему документу к России, среди прочего, отходили Ингерманландия (ныне — ряд районов Ленинградской области), часть Карелии с Выборгской губернией, Эстляндия (ныне — север Эстонии), Лифляндия (ныне — южная часть Эстонии и северная часть Латвии), а также ряд островов в Финском заливе и Балтийском море. Примечательно, что Ништадский договор формально действует до сих пор: его никто и никогда не отменял…
Сам Карл до мира с Россией, как известно, не дожил: к тому времени он растерял своё влияние, власть, авторитет и в 1718-м был убит шальной пулей в мало что значащем бою. Это ещё достойная смерть — его коллеги по цеху «вторгающихся в Россию/Русь/СССР» окончили свои дни куда печальнее: МАМАЙ был убит в Крыму собственными экс-союзниками — генуэзцами, НАПОЛЕОН умер в тоске на жалком куске суши посреди Атлантики, про ГИТЛЕРА сами знаете.

Саратов: в шаге от Кондратия
Было одно важнейшее обстоятельство, из-за которого Пётр склонялся к миру со шведами, начиная с середины «нулевых» годов XVIII в. Принято считать, что Пётр был устремлен исключительно на Запад, жадно впитывал все блага и технологии европейской цивилизации и внедрял их на родине, не считаясь ни с какими затратами и потерями и не обращая внимания на то, что русская почва новшества отторгает. Всё это не так: никогда, даже в огне Полтавской баталии, Пётр не забывал о том, что делается во вверенной ему стране. Не было никакого упоения действительно привлекательной европейской культурой, цивилизационной, технической, бытовой: «Европа нам нужна лет на сто, а потом мы повернёмся к ней задом», — приводит в высшей степени прагматичное изречение Петра Алексеевича Лев ГУМИЛЁВ.
Конечно, царь пристально следил за положением дел в первопрестольной и на буйных окраинах государства. А они на момент рассматриваемых нами событий были объяты огнём. Шли к нему депеши со всех концов огромного государства. Содержание одной из них в 1708-м зачитал Петру его кабинет-секретарь Алексей МАКАРОВ, и в числе слов, наличествующих в этом документе, были «Кондрашка» и «хватил».
…Письмецо было из наших мест.
Долгое время одним из наиболее горячих точек молодой России был водораздел между Московским государством и Войском Донским. Эта условная граница проходила по Хопру, в том числе и по нынешним саратовским землям. Именно тут, на стыке двух жизненных укладов, двух мироощущений, двух цивилизационных вызовов кипел самый страшный из числа «не-Полтавских» бой в пору Северной войны.
Известно, что война со шведами была крайне изнурительной для населения, из которого выбивали все мыслимые налоги и подати и, если требовалось, облагали всё новыми. А — требовалось. Запахло кровью, и кровью большой, а на этот характерный запах в самом подбрюшье России всегда охотно сбегались разного рода хищники — от крымских татар и кубанских ногайцев до «голутвенных» казаков, к которым часто охотно примыкали повстанцы из числа царицынских, камышинских и саратовских жителей. Первым бунтом во время Северной войны стало восстание городского люда и стрельцов в Астрахани в 1705 г., и восставшие в лучших традициях РАЗИНА двинулись вверх по Волге.
Тогдашний саратовский воевода Фёдор ЗМИЕВ едва ли был в восторге, получив известие о намерениях повстанцев брать «государевы городы» (то есть города-крепости по Волге, в число которых входил и наш город), и, кто его знает, мог позеленеть от страха и неприятных предчувствий. Дело в том, что гарнизон Саратова был ослаблен отъ­ездом служилых людей на войну со шведами: под началом условно зелёного Змиева на тот момент числилось 600 стрельцов да два десятка пушкарей, однако добрая половина из них отсутствовала в связи, как уже сказано, с боевыми действиями со Швецией. Положение спасло то, что восставшие не взяли Царицын и на Саратов не пошли, а к концу 1705-го в город прибыло войско генерал-фельдмаршала Бориса ШЕРЕМЕТЕВА, в конечном итоге подавившее бунт.
Но всё только начиналось. Крестьяне, работные люди вовсю бежали на Дон, спасаясь от тяжёлой участи «тружеников тыла» непонятной им, далёкой Северной войны. Правительственные войска пытались вернуть беглых, и ответом донской и хопёрской вольницы стало восстание Кондратия БУЛАВИНА. Оно началось осенью 1707-го, а уже в марте в Саратове стали появляться «прелестные письма» булавинцев, написанные в хорошо знакомом (и столь милом простому люду, чёрт возьми!) разинском стиле: «Нам до черни дела нет, нам дело до бояр и которые неправды делают».
Сами булавинские повстанцы появились под Саратовом в мае 1708-го: 26-го числа объединённые воинства атаманов Луньки ХОХЛАЧА и Игнатия НЕКРАСОВА осадили город и пошли на приступ. Гарнизон под руководством воеводы Никифора БЕКЛЕМИШЕВА с натиском повстанцев справился, но спустя два дня незваные гости зашли на второй штурм, и кто его знает, чем бы кончилось дело (не хватил бы саратовцев кондрашка?), когда б не четырёхтысячный отряд калмыков, присланный саратовцам на подмогу калмыцким ханом АЮКОЙ.
Но это было решение лишь частной боевой задачи. Саратов оставался на военном положении. Поволжье и Прихопёрье шатались, ходили ходуном. Близ западных границ нынешней Саратовской области находилось несколько «мятежных» казачьих городков на Хопре, наиболее известным из которых является Пристанский. Сюда валом валили беглые крестьяне, воровские казаки и прочие «охочие люди», саратовские, тамбовские, царицынские, из центральной России, из ненавистного в ту пору строящегося Петербурга. Именно с Пристанского городка началось восстание Кондратия Булавина, позже двинувшего на Дон и убитого там в июне 1708-го. И только с полным уничтожением этого поселения в 1711-м (по личному распоряжению Петра «злой» Пристанский городок сровняли с землёй; сейчас на этом месте город Новохопёрск Воронежской области) саратовские воеводы и стрельцы вздохнули. Но — не облегченно, а пока лишь переводя дух…
P. S. В 1722-м в Саратов прибыл Пётр Алексеевич. Здесь он принял того самого хана Аюку, который помог Саратову отбить приступ атаманов Булавина, и восхищённый столь высокой аудиенцией хан выказал готовность и впредь служить русскому государю, прикрывая рубежи новообразованной Российской империи. Интересно, вспоминал ли император Пётр депешу 15-летней давности, сообщающую о событиях, имевших место как раз на этой, к приезду царя успокоенной, окраине государства: «Кондрашка Булавин ДОЛГОРУКОГО хватил»?.. Едва ли.
Зато мы помним. По предположению историка Сергея СОЛОВЬЁВА, ходовое выражение обязано своим возникновением одному эпизоду булавинского бунта. Тогда Кондратий Афанасьевич стремительным налётом перебил отряд царского военачальника Долгорукого, сохранив о себе такую своеобразную память в языке…  

 

Антон КРАСНОВ.

Метки: Пётр Первый, Саратов

Оставить комментарий