Безответные

Когда из-за краткости жизни дорого не только время, но и услуги адвокатов  для малообеспеченных граждан, защита их прав становится просто невозможной без прокурорского реагирования и участия в судьбах наших обездоленных соотечественников. Пожалуй, прокуратура ныне единственная структура, которая дает вполне реальную надежду на восстановление нарушенных прав малообеспеченных детей, стариков, инвалидов...

И это не просто слова, это… закон о прокуратуре. В его статье 27  говорится, что в случае нарушения прав гражданина, который по состоянию здоровья, возрасту, иным причинам не может лично отстаивать в суде свои права,  «прокурор предъявляет и поддерживает в суде… иск в интересах пострадавших». И тот прокурор, который отказывается от данного действия, не объясняя причин своего отказа, есть злостный нарушитель, и ему, по нашему мнению, должно быть отказано в месте в этой структуре, которая и без того стремительно теряет свой вес. Худеет прямо-таки на глазах.

Действительно, многие важные функции у прокуратуры изъяты. А что осталось? Взгляд с высоты?

Прокурор попросил три дня, а взял месяц

В начале декабря прошлого года произошла долгожданная встреча представителей местных СМИ с прокурором области Владимиром Ивановичем Степановым. За полтора года с последней встречи вопросов накопилось много, и критических. Очень беспокоило журналистов отсутствие реакции прокуратуры на публикации в газетах, в которых излагались факты всевозможных злоупотреблений или нарушений со стороны власти и прочих лиц. Степанов уверил, что проверки по статьям проводятся, ответы даются. В общем, было предложено не верить своим глазам. Мой вопрос был конкретен. Кратко доложив прокурору области истории двух женщин — пенсионерки, инвалида первой группы Татьяны Ивановой из Саратова и 20-летней Кати Дикаревой из Аткарска, оставшихся без квартир при весьма странных обстоятельствах, я спросил, почему прокуроры Заводского района и Аткарска так и не ответили, как мы считаем, на их письменные просьбы — защитить их интересы в судах, потребовав признать недействительными сделки по потерянным квартирам? То, что прокуроры отказались защитить, ясно. Но почему молча отказали, не прислав официальную бумагу, не объяснив свою позицию, обоснованность отказа? Тем более, когда вышла статья, внимание населения привлечено к ситуации, и многим гражданам надо знать, могут ли надеяться обездоленные слои населения на участие и помощь со стороны прокуратуры? И в каких случаях? Прокурор области попросил три дня для ответа на мой вопрос. Что ж, мои героини ждали больше, почему бы еще чуть-чуть не потерпеть? Терпели до середины января нового года. Сразу после зимних каникул пришел ответ.

Ответ удивил. И возмутил. Нам ответили, по нашему мнению, пресловутой отпиской. Ее можно было бы составить за три часа. Впечатление, что в областной прокуратуре посмеялись над историями, описанными в моих публикациях. Вынужден пересказать сюжеты, чтобы читатели поняли, над чем могут смеяться прокуроры.

Обезноженных — на улицу

Татьяна Алексеевна Иванова попросила приватизировать свою квартиру только для того, чтобы не потерять. И потеряла. Вместе с приватизацией было оформлено дарение. Будто бы Иванова пожелала подарить свою двухкомнатную квартиру малознакомой молодой женщине. И теперь в любой момент Татьяну Алексеевну могут спокойно вместе с кроватью вынести на двор или куда угодно. И там оставить.

Подарив квартиру, человек лишается права даже пользоваться ею. Уже смешно, правда? Можно от хохота упасть и покалечиться ненароком.
Татьяна Алексеевна — инвалид первой группы. Она вообще не может передвигаться. За ней требуется уход. А это деньги. И надо полагать, немалые. Пенсия у нее обычная, то есть на адвоката не раскошелишься. Родни нет. Ног лишилась (перестала их ощущать) внезапно. Как подкосило. Шла по комнате и… будто отрезало. Упала и не смогла даже на колени подняться. С трудом докричалась до соседей, которые вызвали «скорую». Несчастье случилось в период оформления пенсии. Но претендентка на пенсию оказалась на долгое время в больнице.

Смешно, правда? А тут дорожную лабораторию, в которой она трудилась, ликвидировали. Из-за болезни пенсию не смогла сразу оформить.

Деньги пенсионные получила в августе 2008 года. Разумеется, возник долг за квартиру. Ей даже отрезали газ. Умора, да и только. А она пришла в ужас. Испугалась, что и из квартиры ее, обезноженную, перевезут куда-нибудь в общагу. Вот и стала через знакомых искать, кто бы помог оформить приватизацию ее квартиры. Объявилась Лена-продавщица, мол, есть у нее знакомая риэлторша, поможет. «Ни о каком дарении не говорили, я хотела только приватизировать квартиру». И когда Татьяна Алексеевна подписывала доверенность, в присутствии Лены, нотариуса и риэлторши, то считала, что подписывает только доверенность на приватизацию. Поскольку копию доверенности ей не оставили, то она не смогла позднее изучить внимательнее текст. Между прочим, другие нотариусы предлагают клиентам копию за небольшие дополнительные деньги, что очень удобно, особенно для таких обезноженных граждан, как Иванова. Но ей не предложили. Дамы растворились в дымке после подписания доверенности. Больше их Татьяна Алексеевна не видела, как и саму доверенность. Ее подлинник ныне исчез.

О том, что квартира якобы ею подарена дочери той самой продавщицы, Иванова узнала спустя полгода после сделки. За документами ходила ее знакомая, которая и помогает ныне несчастной женщине во всех ее делах. Познакомившись с договором дарения, подписанным от ее имени риэлтором,  Иванова стала посылать своих гонцов с письмами и обращениями в различные инстанции и прежде всего в прокуратуру. Она утверждала, что никогда не намеревалась дарить свое единственное жилье. Дошла в своих жалобах и до областной прокуратуры. И вот в августе 2009 года начальник отдела по надзору за законностью правовых актов Чернов отправляет письмо прокурору Заводского района Кондусову, в котором говорится, что «по результатам проведенной проверки рассмотрите вопрос об обращении в защиту Ивановой в суд с заявлением о признании сделки дарения ничтожной. О результатах проверки сообщите…» Но только было возбуждено милицией уголовное дело, которое ныне прекращено из-за отсутствия преступных действий, и районная прокуратура с этим согласилась.

Собственно, Иванова и не настаивает на уголовном преследовании. Она просит вернуть ей квартиру через суд. И в мае 2010 года она обратилась именно к господину Кондусову — выступить в суде в защиту ее интересов. Вот что писала Иванова прокурору района 14 мая 2010 года и над чем, видимо, потешались: «…являюсь инвалидом… лежачая… в суд ходить не могу… 29 сентября подписала доверенность на приватизацию, а 24 ноября 2008 года был подписан договор дарения от моего имени без моего согласия… Это мое единственное жилье и другого у меня нет…»

Надо сказать, почему-то в период подготовки ответа на мой вопрос  в Заводской прокуратуре не было этого письма, хотя официально оно там было принято и на экземпляре Ивановой стоит дата и подпись принявшего лица. И мне пришлось нести ксерокопию этого обращения в областную прокуратуру, чтобы доказать, что Иванова все-таки просила Кондусова выступить с иском в суде. Напрасно ходил. Ну не смешно ли?  

А пришлось идти потому, что из прокуратуры Заводского района ответили областной, что Иванова вообще не обращалась к прокурору Кондусову с просьбой выступить с иском в суде. Так что же стало с ее письмом? Цитирую полученный редакцией ответ, которого ждали месяц вместо трех дней: «Проверкой установлено, что в прокуратуру Заводского района от Ивановой Т.А. поступило 4 обращения: от 18.08.2009, 27.09.2009, 03.08.2010 и 14.05.2010. Последнее обращение было направлено в органы внутренних дел, о чем заявительница была надлежащим образом уведомлена…» Действие прокурора Кондусова вызывает оторопь: к нему лично обратилась инвалид первой группы, попросила защитить ее в суде, а он перенаправляет в милицию, у которой нет полномочий выходить с исками в суды, защищая интересы граждан.  

Сироту проглядели, оставив на улице

Катю из Аткарска врачи убедили, что так будет лучше — отказаться от ребенка, которого она родила в апреле прошлого года. Убеждали потому, что у нее нет ни работы, ни жилья и никаких перспектив. У Кати нет близких родственников. Ее мама умерла, когда Кате было 12 лет. Жила последние годы в неприватизированной 2-комнатной квартире вместе с отцом-алкоголиком. В своей статье я поставил вопрос: почему ни школа, ни орган опеки в свое время не позаботились о девочке, не дали ей статус опекаемой социальной сироты, потеряли ее из вида? И стала она пропащей именно из-за равнодушия со стороны тех, кто призван вроде бы надзирать над подобными семьями. Но статья не заинтересовала ответственных лиц. Судьба Кати Дикаревой душу чиновников не затронула. Сам факт, что в области молодых женщин убеждают отказаться от собственных детей вместо того, чтобы помочь им в их беде (ни жилья, ни прописки, ни средств к существованию), — вопиющий. И творится зло руками не только «черных риэлторов», но и должностных лиц. О чем свидетельствует история приватизации квартиры, в которой жила Дикарева.

На другой день после дня рождения, когда Кате исполнилось 18 лет, риэлтор Огородников, со слов Дикаревой, отвел девочку к нотариусу, где Катя под диктовку написала буквально следующую фразу: «…согласна на оформление квартиры в частную собственность на имя моего папы». И где в этой фразе отказ Кати от участия в приватизации? От прокуроров так и не получили ответа. А ведь на то и надеялись, что дадут квалифицированный комментарий этому и последующим шагам и действиям «приватизаторов».

Получив столь размытое согласие, Огородников оформил квартиру только на папу-алкоголика. Причем Кати не было в Аткарске на тот момент. Ее отправили в больницу Энгельса на плановое лечение через два дня после подписания странной бумажки. Оформление приватизации происходило в администрации Аткарска. Участвовал только Огородников. И чиновники восприняли фразу на бумажке как отказ девочки от участия в приватизации. В Саратове, достоверно известно, все обязаны прийти именно в агентство по приватизации и в присутствии оформителей написать фразу о своем отказе в участии либо предоставить нотариально заверенный отказ. Получается, что в Аткарске девочку, не спрашивая, лишили права? Кате исполнилось 18 лет, но с учетом особенностей ее судьбы нельзя было столь формально проводить такую сделку. Ясно же, почему именно на следующий день после совершеннолетия начался процесс по прихватизации. Да потому что не требовалось уже согласия органа опеки. Всю ответственность свалили на девочку. Мол, сама виновата. А разве ребенок за ночь становится взрослым? К тому же девочка, которая воспитывалась с 12 лет папой-алкоголиком?! Аткарск не Москва, думается, все про всех знали, как и то, что есть двухкомнатная квартира с вечно пьяным папой и девочкой-подростком. Что ж добру-то пропадать? Когда Катя вернулась из больницы, все вещи были вместе с папой перевезены в старый холодный дом, в котором отец Кати прожил недолго. А девочка осталась на улице, так как  двухкомнатная квартира уже была продана риэлтором. И Катя не видела никаких денег от продажи. И папа, по ее словам, денег тех не получил. Катя выписалась из квартиры потому, что так ей было сказано. Нужно прописаться в доме. Но выписанную девочку никто даже в холодный дом не прописал. Она осталась и без прописки. Пожалуй, достаточно пересказа. Да и зачем он? Все равно должностные лица не читают и не реагируют. Процитирую из «долгожданного» ответа прокуратуры области: «Согласно полученным в ходе проверки объяснениям Дикаревой, последняя добровольно написала заявление об отказе в приватизации… о снятии ее с регистрационного учета… добровольно отказалась от своего ребенка…» А где объяснения Огородникова, других лиц, почему опять только Катю и спросили? И каким тоном спрашивали? У меня есть написанное рукой Кати заявление, где она сообщает, почему согласилась на отказ от ребенка, и тут же заявляет, что передумала и хочет ребенка вернуть. (К сожалению, ребенок к этому времени «ушел» в семью.)

И какое еще заявление об отказе Дикарева написала? Ведь в той приписке, которая фигурирует в материалах дела по приватизации квартиры, нет ни слова об отказе от участия. Мы считаем, что опять не получили профессионального суждения по поводу того, может ли ранее приведенная фраза, написанная не в присутствии ответственных лиц, оформляющих сделку, считаться именно отказом? Катя выразила согласие, чтобы квартира была записана на имя папы, только и всего. Это наше мнение, а мнение прокуроров по-прежнему, видимо, покрыто толстым слоем бюрократической тайны.

Итак, мы считаем, что инвалид-пенсионерка Иванова и двадцатилетняя женщина-полуребенок остались без защиты прокуроров. И мы не знаем, по каким основаниям. Все вернулось на круги своя. Правда, порочные круги. Конечно, дело прокуроров решать, стоит ли им защищать граждан или пустая это затея, записанная в статью закона о прокуратуре? Нам же остается только гадать: это процесс угасания когда-то очень серьезного органа, государева ока, или лев готовится к какому-то новому прыжку? И вовсе не в сторону защиты рядовых граждан. Интересы граждан пропали-выпали из поля зрения государева ока?

Станислав Шалункин