Словесный художник

Мастер редчайшей профессии не знает, кому передать свои навыки

Вы бы видели, какая напряженная тишина стоит в зале, когда читает мастер художественного слова Сюзанна Леонардовна Лавринович! В последнее время она практически ежедневно выступает перед детьми в возрасте от 2-х до 8 лет. Казалось бы, ну что могут понять дети в таком малом возрасте? Но когда актриса рассказывает ребятишкам русские народные сказки и произведения детских писателей, у маленьких слушателей загораются глаза, они буквально ловят душой каждое слово, каждый жест рассказчицы.

Многие годы мастер художественного слова Лавринович проработала в Саратовской филармонии. Выйдя на пенсию, она не оставила своего любимого дела. Ведь недаром кто-то сказал, что бывших актрис не бывает. Последние десять лет выступала Сюзанна Леонардовна в Саратовской областной научной библиотеке, каждый год подготавливая новую большую программу. Несмотря на свой почтенный возраст, который не скрывает (совсем недавно отметила творческим вечером 80-летний юбилей), до сих пор  выступает с оригинальными литературными программами в детской библиотеке им. А. С. Пушкина, сотрудником зала искусств которой является сейчас. В прошлом году мы были свидетелями того, как после сильного снегопада Сюзанна Леонардовна пешком, по сугробам пробиралась в областной медицинский колледж с одной-единственной целью: в дни памяти Пушкина рассказать студентам о нем. Причем совершенно безвозмездно. Она считала это своим гражданским долгом.

Особой популярностью в последние годы пользуются составленные самой Лавринович литературные композиции о жизни и творчестве Анны ГЕРМАН, Эдит ПИАФ. Спустя год после этих встреч я услышала признание одной студентки: «Я до сих пор помню последние слова рассказа об Эдит Пиаф и все думаю над ними — «Она жила как чувствовала!» А опытный врач-реаниматолог нам как-то призналась: «Мне иногда даже ночью вспоминаются «Фиалки по средам» Моруа, которые я очень давно услышала в исполнении Лавринович».

Сюзанна Леонардовна наделена уникальным даром: она не только Толстого и Чехова читает так, что вы видите все события наяву, но и кинематографически ярко и увлекательно умеет вспомнить события своей собственной жизни. Вот о ней мы и попросили ее рассказать.

— Мой отец — чистокровный литовец из Вильнюса Лауриновичус. В 17 лет он стал связистом Красной армии. Мама же по происхождению дворянка. Самым большим потрясением ее жизни была гибель родного брата во время гражданской войны. И боль за эту потерю она перенесла на своего мужа-красноармейца. Родственники мамы не называли моего отца по имени — только «этот». А моя маленькая двоюродная сестренка даже как-то плюнула отцу в лицо, столько плохого об «этом» она слышала. Мама воспитывала меня в строгости. Когда мне исполнилось 12 лет, сказала: «Теперь все — на семью стирать будешь ты». До сих пор помню наше корыто.

— А как из Литвы вы попали в наши края?

— Отец заболел малярией, и врачи посоветовали ему перебраться в более сухое место. Родители выбрали Куйбышев на Волге. Нас подселили в комнату, уплотнив ее прежних хозяев, которые так и не смогли нам этого простить.

— Ваши самые яркие воспоминания детства?

— Я росла во дворе дома, в котором располагались сразу два кинотеатра. Мы, ребятня, имели возможность сколько угодно слушать фильмы обоих кинозалов. А в летнюю жару двери кинозалов открывали, и мы, не платя 20 копеек за билет, смотрели фильмы, стоя в дверях. «Чапаева» видела столько раз, что знала наизусть. Как и «Маскарад». Именно из этой драмы Лермонтова я в школьные годы самостоятельно подготовила свой первый концертный номер. Именно он решил в дальнейшем всю мою судьбу.

Пожалуй, самое светлое в моем детстве — детский сад. Мы проводили в нем всю неделю, и только на воскресенье родители разбирали нас по домам. А на все лето детсад выезжал на дачи. До сих пор помню, как директор ласково говорила нам за год до войны: «Кушайте, кушайте, детки».

Мне выписывали журнал «Чиж». Его название расшифровывалось так: «Читай интересный журнал». В нем работали Маршак, Маяковский, Кассиль. В конце каждого журнала детям предлагали распутать лабиринт — этим их учили находить выход из трудного положения. Я обожала эту страничку журнала. И когда, став взрослой, попадала в тупик, всегда вспоминала лабиринт в «Чиже» и искала выход.

— А самые трагичные события вашего детства?

— Они тоже были. Отец переписывался со своим отцом, который так и остался жить в Литве. Почту нам бросали в щель под дверью. Сосед как-то поднял письмо и увидел обратный адрес: «Литва». А тогда, в 1939 году, Литва не входила в Советский Союз. Сосед тут же сообщил о письме куда следует. В три часа ночи к нам вошли трое. Мать впервые села ко мне на раскладушку и обняла за плечи. Она вся мелко-мелко дрожала. «Пожалуйста, вашу переписку с отцом!» Отец отдал. «Ничего не брать с собой!» Мать хотела обнять отца — не разрешили. Забрали в НКВД. Я в тот момент не волновалась: эти трое говорили вежливо, спокойно. Позже нам сообщили, что отец находится в местечке Кряж неподалеку от Куйбышева. Мы с мамой пошли туда пешком. Территория лагеря была площадью с большой стадион. Я смотрела на людей, которые ходили, понурив головы, за колючей проволокой. Но отца я не видела. Через полтора года он внезапно вернулся домой, и так же ночью. Теперь дрожала я. Отцу повезло, что был уже 1939-й, а не 37-й год. Спасло то, что на запрос командир погранзаставы в Псковской области  дал отцу отличную характеристику. К счастью, это был тот же человек, который принимал отца в Красную армию в 1918 году.

Отец вспоминал такую картину. В камере все стояли — сидеть было негде. Вдруг открывается дверь, заводят полковника. Один из арестованных сразу встал уступить место: «Товарищ полковник, садитесь!» — «Я при советской власти сидеть не буду!» Так и остался стоять, пока за ним не пришли. Больше его не видели.

— Чем вам запомнилась вой­на?

— Помню день, в который как всегда играла с мальчишками во дворе, забежала домой. Мать сидит понурая. «Что с тобой?» — «Вой­на». Я выбежала во двор, собрала мальчишек: «Война! Война!» Мы вооружились палками, выскочили на улицу. У репродукторов стоит народ. Помню, как на киоск залез мужичок, содрал с себя фуражку, кинул ее в воздух. И закричал: «Да мы их шапками закидаем!» Эту фразу я запомнила навечно.

Отец не доехал до фронта — связистов по приказу Сталина вернули в Куйбышев. Город подготавливали для переезда сюда правительства. В Куйбышеве училась дочь Сталина Светлана, я видела ее неоднократно. Только за год до смерти отец рассказал мне, что под площадью в Куйбышеве в полной секретности для правительства был выстроен целый городок. Сейчас там работает музей — «Бункер Сталина». Его директором был Толя Салуянов, с которым я училась в школе.

Как только началась война, всем горожанам выделили землю под огороды. Благодаря им мы выжили в голод. Нас спасли тыква, картошка и овощи.

К счастью, из близких война не забрала никого. Но именно ее считаю повинной в том, что мне так и не выпало носить обручальное кольцо. Через три года после окончания войны подсчитали, что одиноких женщин в стране миллион. Из нашей группы пединститута половина девочек так и остались одинокими. В том числе и я. Заполняла вакуум души занятиями в художественной самодеятельности. Попробовала и танцы, и хоровое пение, но всему этому предпочла кружок художественного чтения.

— Вы закончили в Куйбышеве факультет иностранных языков пединститута (выбрав французский язык). Как же вы стали актрисой? И какую роль сыграл в этом фильм «Маскарад»?

— Читала сцену из драмы Лермонтова «Маскарад» (на два лица) на концерте в пединституте. Шквал аплодисментов был такой, что даже растерялась. Меня услышал Сергей Михайлович Макаров, который, вернувшись с фронта, поступил в аспирантуру. До этого он участвовал еще в финской войне. Ранение в позвоночник не отра­зилось на его характере — всегда веселый, остроумный, любил молодежь. Когда я окончила институт, он неожиданно мне сказал: «Сюзанна, даю тебе письмо к одной женщине. Она живет в Москве. Поезжай к ней, почитай и сделай все так, как она тебе скажет!»

И перед тем как нам с подругой уехать в село Большая Каменка Куйбышевской области, где мы после института была обязаны отработать в школе три года, легко уговорила ее вместе съездить в Москву.

Прямо с поезда обе заявляемся к Елизавете Константиновне СОН, на улицу имени Вахтангова. Хозяйка удивилась и обрадовалась письму Макарова: «Эх, черт! Сережка! Какой расфуфыренной приходила я к нему на свидания, а он являлся босиком. И так босиком и разгуливал по Москве!» «Что же вы хотите? — спросила она, прослушав меня. — Ведь экзамены уже закончились». — «Да нам с Шурой и самим сейчас надо ехать в сельскую школу! Можно, я приеду позаниматься к вам следующим летом, в школьные каникулы?»

Елизавета Константиновна была женщиной необычной, смелой. Ей создать семью помешала гражданская война. Елизавета Константиновна дружила с сыном Леонида Андреева — Даниилом Андреевым (автором «Розы мира»). После его ареста была вызвана на допрос. Когда следователи начали плохо говорить про писателя, она вдруг как ударит по столу: «Не сметь при мне говорить о нем дурно! Это мой друг! И достойный человек». Не боялась ничего!

— И вы приехали в Москву через год?

— Конечно! Елизавета Константиновна со мной занималась два месяца. После урока всегда сажала обедать. Хотела поступать только в ГИТИС. И поступила! Но тут возникла серьезная проблема. Меня уже приняли в него, но ведь я была обязана отработать в сельской школе еще два года. А поступать вновь даже годом позже не могла из-за возрастного ценза (мне было 22 года). Приемная комиссия не знала, что со мною делать. И вдруг я заявляю членам комиссии — народным артистам СССР: завтра пойду на прием к Швернику. У них глаза полезли на лоб. В то время Шверник был председателем Президиума Верховного Совета СССР, а я про себя надеялась: «Он ведь наш, куйбышевский!» Юности присуща смелость. Во мне была какая-то струна, которая и до сих пор звучит. Эта черта характера от отца. К самому Швернику на прием не попала. Но решение моего больного вопроса подсказал его помощник. Я была увлечена учебой. Какие актеры учили нас! Какие мастера! Из студентов тоже многих помню. Нина Лапшина вышла замуж за Марка Захарова, который учился курсом старше.

— Как сложилась ваша жизнь после окончания ГИТИСа?

— Работала актрисой в в Барнаульском, а потом в Куйбышевском драматическом театрах. Три года служила в театре Советской Армии, который после войны располагался  в Польской народной республике, а потом в ГДР. Затем судьба привела меня в Саратов. Сюда меня привлекла возможность работы в филармонии. Здесь я смогла полностью посвятить себя художественному чтению. Всегда любила именно его. Еще школьницей занималась много лет в кружке художественного чтения во Дворце пионеров.

— Чем подкупил вас этот жанр?

— В свое время Владимир Маяковский сказал: «Слово — полководец человечьей силы». На самом деле трудно переоценить значение слова в нашей жизни. Поэтому совсем не случайно в прежние годы в Москве было так трудно попасть на концерты Владимира Яхонтова, Дмитрия Журавлёва и других известных чтецов. Их выступления часто передавали по радио, записывали на грампластинки. Звучащее слово не только оказывало эмоциональное воздействие на слушателей, но имело познавательное, просветительское значение. К глубокому сожалению, сейчас художественное чтение постепенно становится почти забытым, если не умирающим сценическим жанром. Самая большая моя проблема сегодня — найти ученика или ученицу, кому я могла бы передать свое мастерство.

Татьяна Лисина