Женское лицо российской зоны
Чаще всего представителей слабого пола отправляют за решетку за убийство, воровство и наркотики
Женская преступность в России, в отличие от мужской, идет по нарастающей и в колониях для дам не хватает мест — подобные высказывания в последнее время приходилось встречать в СМИ, причем иногда они исходят от лиц, занимающих высокие посты в правоохранительных структурах. С другой стороны, правозащитники утверждают, что российская пенитенциарная система изначально рассчитана на мужчин и женщины-осужденные испытывают двойной дискомфорт, соответственно, их психика в большей степени деформируется.
На примере осужденных женской исправительной колонии № 5 в Вольске журналист «МК» в Саратове» попытался выяснить, какие пути привели их за колючую проволоку и как они воспринимают свое нынешнее положение и перспективы на будущее.
За наркотиками — убийства
Следует сразу оговориться, что абсолютное большинство обитательниц данного заведения находятся там за совершение тяжких преступлений, поэтому считать их бедными заблудшими овечками затруднительно. При этом на закоренелых злодеек они похожи еще меньше. Хотя, наверное, при большом желании среди спецконтингента можно отыскать и тех и других.
Переполнение колонии в Вольске не грозит: на момент нашего визита там находилось 519 осужденных, хотя учреждение рассчитано на 600. Объясняется это тем, что здесь решено сконцентрировать женщин, для которых нынешний срок не первый. «Первоходок» же в свою очередь переводят в аналогичную исправительную колонию на территории соседней Волгоградской области.
37% местных временных жительниц получили сроки за преступления, связанные с наркотиками, — статья 228 УК РФ. На втором месте статья 105 — «убийство» и 158 — «кража». На них приходится по 21% осужденных колонии. «Популярны» также статьи 111 — «причинение тяжкого вреда здоровью», 161 — «грабеж» и 162 — «разбой». По 0,2% осужденных приходится на довольно экзотические для женщин статьи — «изнасилование» и «совершение насильственных действий сексуального характера». Есть такие, кого суд приговорил за вымогательство и изготовление поддельных денег. До 2010 г. в колонии были женщины, осужденные за бандитизм.
В целом женская колония мало отличается от тех, где содержатся мужчины. Тот же режим, те же правила. Может быть, побольше чистоты, уюта и порядка — женскую сущность ничем не убьешь, даже колючей проволокой. Женщины ходят строем, носят одинаковую зеленую форму с бирками на груди, хором приветствуют сотрудников колонии и гостей вроде нас. Непривычно смотрятся в отрядах дневальные в косынках, по-солдатски вытягивающиеся у тумбочек и рапортующие входящему начальству. И еще все начальники отрядов — женщины в офицерских погонах. Много дам и среди контролеров, и среди инспекторов по режиму.
В колонии действует Дом ребенка — там подрастают малыши в возрасте до трех лет, увидевшие свет в неволе. Сейчас их там более трех десятков. Здесь проводятся конкурсы красоты «Мисс ИК-5» и конкурсы ландшафтного дизайна — на лучшее оформление цветочных клумб (между отрядами). Результаты порой просто потрясают.
Мужчины-сотрудники уважительно называют своих подопечных «барышнями». И говорят, что они остаются женщинами несмотря ни на что и даже часто вопреки всему.
«Отсюда видишь, что такое счастье»
Ирина (все имена изменены) производит впечатление женщины серьезной и житейски опытной. У нее высшее образование — окончила Всероссийский заочный финансово-экономический институт и на воле работала главным бухгалтером. Дважды попыталась создать семью, но неудачно. Теперь ее ждут пожилые родители и сестра. В колонию попала за употребление стимулирующих веществ, которые до осени 2011 г. считались легальными, продавались в аптеках и в киосках. Потом их включили в список запрещенных, и моя собеседница получила четыре года общего режима (другого для женщин не предусмотрено). Так что бес попутал — правда, не в первый раз, эта судимость у нее вторая, первая было по той же статье.
— В колонии очень много времени, чтобы подумать и переоценить то, что раньше воспринималось как должное. Здесь женщины мечтают просто жить, иметь семью, работать — это воспринимается как счастье, хотя на свободе думали иначе, свысока относились к повседневности.
— Многие, попав в места лишения свободы, считают свою судьбу искалеченной. А вы как думаете?
— Считаю, что окончательный приговор каждый человек выносит себе сам. Если все время, пока находишься здесь, думать, что все кончено и на тебе клеймо — это клеймо в самом деле появится. А если верить в себя каждый день, каждую минуту, все получится. Взять ту же работу: если стремиться быть лучшим, полностью себя реализовывать, даже с таким прошлым можно найти себе достойное место в жизни.
— Но ведь сейчас трудоустройство ранее судимых людей является очень большой проблемой, это признается и на государственном уровне.
— На это ссылаются те, кто просто не хочет работать. Конечно, не во все сферы можно устроиться, выйдя из колонии, в банк или в налоговую инспекцию, конечно, не пойдешь. Но я со своим образованием могу работать в частной фирме, вести бухгалтерию на дому — это вполне легальный и нормальный заработок.
Здесь девчат обучают шить, работать закройщицами. На воле много предприятий, в которых шьют чехлы для машин, магазины, торгуют шторами, открывают собственные ателье. В колонии нам дают возможность изменить свою судьбу, открывают перспективы. Из всего в жизни можно извлечь бонус, в том числе и из лишения свободы.
Работу в швейном цехе мы увидели своими глазами. Действительно, старательности женщин в спецодежде могли бы удивиться многие из их коллег по швейному ремеслу на воле. А те, в ком преобладает чувство прекрасного, тоже могут найти работу по душе — они плетут вручную очень симпатичные розовые мочалки. И если эта страсть к делу не исчезнет после возвращения к прежней жизни (но не к прежним компаниям и привычкам), то у многих здешних тружениц есть шанс выбиться в мастера.
«Живу, потому что сижу»
Моя следующая собеседница, Наталья, в самом начале разговора прямо заявила:
— Я наркоманка, причем старая. Употребляю наркотики в течение 14 лет, с 18-летия. В колонии нахожусь во второй раз, судимость четвертая — первые две были условными, за кражи, были нужны деньги на дезоморфин.
На вопрос о плюсах и минусах пребывания за колючей проволокой она отвечает с предельной ясностью:
— Для меня есть главный плюс — осталась жива только потому, что меня посадили. Дезоморфин очень нехороший наркотик, я похоронила многих близких людей и сама живу только потому, что сижу. И теперь я во всем стараюсь видеть положительное. Мне назначили три года и десять месяцев, надеюсь на условно-досрочное освобождение. На воле меня ждет мой гражданский муж, он тоже был подвержен наркозависимости, но завязал, когда меня посадили, — понял, к чему это приводит. У меня есть опыт работы в торговле — продавцом и даже товароведом. Надеюсь пробиться в нормальную жизнь.
Я не удержался от вопроса: не собирается ли Наталья в нормальной жизни обзавестись ребенком? И несколько неожиданно для себя получил категорический ответ:
— Я не могу позволить себе иметь детей, будучи ВИЧ-инфицированной наркоманкой. Нет гарантии, что этот ребенок будет здоровым, и со мной может случиться все что угодно. Не имею морального права рисковать будущей жизнью. Хотя материнские инстинкты у меня выражены так же ярко, как у любой женщины, и мне бы очень хотелось иметь детей.
Тому, что материнские инстинкты в неволе не исчезают, а скорее расцветают, в Вольской ИК-5 есть наглядное свидетельство — Дом ребенка. Далеко не каждый элитный детский сад может похвастаться таким оборудованием и отделкой комнат. Вокруг здания игровые площадки, тоже обустроенные по последнему слову дизайнерской фантазии. Малыши живут здесь как в сказке, и их лучистые улыбки уносят всех, кто их видит, из казенного дома далеко в светлую жизненную даль, делают возможными любые чудеса. Сказка заканчивается, когда им исполняется по три годика. Хорошо если к этому времени у мамы закончится срок, тогда они вместе пойдут в другую жизнь. Если нет — будет решаться вопрос, куда направить ребенка: после трех лет содержать малютку в родной для него колонии нельзя. Радость и грусть здесь идут рядом.
Бабушка привезет из колонии игрушки
С нашей третьей собеседницей, Галиной, мы познакомились еще до личной встречи. В комнате, где выставлены образцы творчества осужденных — а за «колючкой» расцветает немало талантов, видели написанные ею картины: вороной конь несется куда-то по синему небу, красные деревья тянутся ввысь.
Галина, в отличие от тех, с кем мы беседовали раньше, имеет не только взрослую дочь, но и крошечного внука. Он, правда, бабушку не видел, потому что она уже семь лет, как говорят в колониях, «топчет зону». До этого она дважды отбывала срок в колониях Мордовии за наркотики. Теперь здесь, в Вольске. Срок серьезный — десять лет, статья тоже — 105. Бабушка-художница совершила убийство.
— Никогда не думала, что смогу убить человека. Но так получилось, что не было другого выхода. Пришла к малознакомому мужчине договориться насчет работы. А он запер меня в квартире и не выпускал, вот так все и получилось. Виноватой себя все равно считаю — не надо было вовсе приходить в ту проклятую квартиру.
Галина говорит, что раньше не увлекалась живописью, хотя рисовать умела с детства. В колонии нашлось время, чтобы реализовать дремлющее внутри дарование, да и взгляд на жизнь стал более философским, а значит, и художническим. О своих подругах по заключению говорит, что большинство из них попали в неволю по глупости. А если так, есть шанс взяться за ум. Тем более за колючей проволокой сегодня и профессию, и образование получить можно.
Когда бабушка освободится, она сможет привести в подарок внуку не только свои картины, но и прекрасные мягкие игрушки, сделанные руками ее товарок. Игрушек здесь больше, чем на витрине магазина, — и зайчики, и лисички, и чебурашки, и прочие сказочные персонажи, один симпатичнее другого. Женские руки хотят делать что-то доброе и красивое, особенно если это для детей. Даже холодильники в отрядах здесь выглядят иначе, чем в мужских колониях, — не просто набор продуктов, а натюрморты, салаты, вкусности.
— Большинство наших сотрудников имеют педагогическое образование, — говорит заместитель начальника ИК-5 по кадрам и воспитательной работе Марина КУЗЬМИНА, сама, кстати, не один год отработавшая в школе. — Здесь все — личности, и к каждой нужен отдельный подход. Они хитрее мужчин, конфликты между ними иногда возникают вроде бы из-за сущих мелочей, как и в любом сугубо женском коллективе. Иногда записываются на прием, кажется, что у них какие-то огромные проблемы, а потом выясняется, что им всего-навсего хочется, чтобы с ними поговорили по душам. Мы понимаем, что в таких беседах ни в коем случае отказывать нельзя. Пока осужденные здесь, у них нет многих проблем, особенно бытовых, они решаются автоматически. А что будет, когда наши подопечные вернутся в свободный мир? Как он их встретит и как они к нему приспособятся, во многом это зависит от нас. Все понимают, что воспитать взрослую женщину невероятно сложно, но от этого зависит будущее, и не только ее одной.
Станислав Орленко
