Главная / Издания / Папуасы идут на войну

Папуасы идут на войну

Папуасы идут на войну
13 мая 2014

Эдуард Абросимов

МК в Саратове

№20 (873) 14.05.2014

Почему жители Новой Гвинеи считают европейцев бессмысленно жестокими дикарями

Осенью 2013-го мне довелось работать для украинского канала ICTV на острове Папуа-Новая Гвинея. К 9 мая 2014 г. телеканал намеревался выдать в эфир часовой документальный фильм о боях между трёхсоттысячным корпусом японцев и миллионом англо-австралийских войск на территории австралийской тогда колонии Папуа-Новая Гвинея. Остров этот очень гористый, и единственная тропа, соединяющая юго-запад и северо-восток, — «Кокода треил», стала местом ожесточённых сражений, где в джунглях погибли десятки тысяч человек с обеих сторон. Экспедиция состояла из меня одного. Пришлось и снимать видео и фото, и работать этнографом, собирая предания о Второй мировой войне, сохранившиеся у папуасов. Фильм, по известным причинам, в эфир не вышел. Предлагаю вниманию читателей «МК» в Саратове» свои записки из Папуа...

— Что же ты ездишь, как свинья, Кунга?! — пришлось мне возмутиться невиданной помойке в кузове небольшого грузовичка, оборудованного для пассажирских перево­зок привинченными к полу ящиками.

— Tenk yu tru, masta! — с большим удовлетворением ответил мне на местном наречии креольского языка «ток-писин» шофёр Кунга и разулыбался. «Маста» — это обращение к любому белому иностранцу на острове Новая Гвинея.

Оказывается, нечаянно, вместо порицания, наградил его мощным комплиментом: так как дикие свиньи защищаются очень яростно, слово «свинья» у папуасов является синонимом мужской доблести. Так называют только самых смелых мужчин. Про трусливого человека говорят «кенгуру». Про похотливого — «крокодил». Про глупого — «черепаха».

А ещё, не дай бог вам начать знакомство на Новой Гвинее с вопроса «Как тебя зовут?». Дело в том, что здесь имя носит сакральный характер, и попытка выведать его может закончиться трагически. Имя новорождённому нельзя просто так выдумать. Его необходимо взять от умершего родственника, череп которого сохранился. Если таковые закончились, то необходимо одолжить у родственников. Если и у них черепов с именами больше нет, то нужно добыть. Именно по этой причине наш коллега, подданный английской королевы, представляется просто: «Дик» (dick — англ. «фаллос». — Авт.). А то вдруг ещё аборигенам понравится имя «Ричард», и не сносить ему тогда головы. В прямом смысле, тьфу-тьфу!

Кстати, и Н.Н. МИКЛУХО-МАКЛАЙ, мечтая создать независимое государство «Папуасский Союз», написал письмо английской королеве Виктории с просьбой о протекции. Впрочем, такие же письма он отправил ещё немецкому канцлеру БИСМАРКУ и русскому царю Александру II. Первыми на Берег Маклая не замедлили заявиться немцы и основали там свою колонию. Вслед за ними юг острова захватили и колонизировали англичане. Русские не приплыли вообще. В итоге второй по величине на планете остров Новая Гвинея был раздербанен между Голландией (север), Германией (восток) и Англией (юго-запад)…

«Ина лясанга», или «два раза по руке», то есть десятый день мне приходится «водить дружбу» с туземцами Берега Маклая, собирая знания о воинских ритуалах, сакральных мистериях и «карго культе», который возник, оказывается, гораздо раньше войны, но в её годы необычайно окреп и развился. Получать данные у папуасов — это сложная операция. И дело даже не в трудностях перевода с ток-писин на английский, а потом на русский, а в том, что все эти истории у папуасов считаются священными и потому тщательно скрываются от посторонних. Здорово выручает то обстоятельство, что во мне папуасы видят земляка Николая Николаевича Миклухо-Маклая.

Территория, где жил и путешествовал Миклухо-Маклай, в настоящее время является округом города Маданг — бывшей столицы немецких колониальных земель. В 1919 г. по результатам Версальского мира немцы, как сторона, проигравшая Первую мировую войну, передали свою колонию на Новой Гвинее англичанам, а те свою и немецкую части отдали под управление Австралии. Но через 23 года немецкую часть силой захватили японцы.

Все знают про Пёрл Харбор, но это вряд ли можно назвать войной. База ВМС США была просто уничтожена авианалётом. А вот действительно настоящая война с окопами, ДОТами, наступлениями, обороной, захватом позиции, рукопашными боями пехотинцев развернулась именно на территории острова Новая Гвинея.

Воюющие стороны активно привлекали в свои военные операции папуасов, находившихся на самом первобытном уровне развития и совершенно не понимавших сути происходящего.

В глазах папуасов японцы, европейцы, австралийцы и американцы поступают крайне цинично, с бессмысленной жестокостью. Сами папуасы убивают людей из чужих племён по двум вполне осмысленным и приемлемым необходимостям. Во-первых, чтобы утолить чувство голода, ибо других крупных животных, помимо морских крокодилов и завезённых португальцами свиней, на острове отродясь не водилось. Крокодилы и дикие свиньи достаточного размера (чтобы на всех хватило) — очень трудная добыча для охотников, вооружённых всего-то острыми палками, стрелами и дубинками. Мясо человека может добыть всего один ловкий охотник, вооружённый бамбуковым ножом (по сути, острой щепкой).

Во-вторых, папуасы называют своих детей только именем умершего родственника или убитого врага, предварительно вызнав имя у убиваемого, то есть человека могли убить только из-за его имени, но для этого надо было обязательно принести в деревню на хранение голову убитого «крёстного». Именно это «черепное» имя считается у папуасов настоящим, но его тщательно берегут и «в миру» представляются «мирским» именем или прозвищем. Если у молодого отца нет запаса именных черепов, он может одолжить череп с именем для ребёнка у своего отца или у дяди.

Что в глазах папуасов делали воюющие стороны? Они убивали и бросали тела убитых, то есть даже не ели их мяса. Это выглядело, как бессмысленная бойня бизонов из окна проезжающего поезда, просто ради забавы. Был такой эпизод в истории железных дорог США. Или как сейчас браконьеры в Африке убивают сотнями слонов и носорогов ради бивней и рогов, а туши бросают.

Хуже того, военные убивали людей на расстоянии, не узнав, как их зовут, таким образом, тысячи «черепных» имён пропали для дальнейшего использования. Сказать, что папуасы были от всего этого в шоке, — значит ничего не сказать.

Потрясение первобытной психики оставило свои следы в «карго культе» и в многочисленных сказаниях, передающихся в настоящее время из уст в уста уже четвёртому поколению.

Иные рассказы чрезмерно многословны, особенно в тех местах, где говорится о странствиях «белых демонов». Там подробно перечисляются все деревушки и стойбища, сообщается, где японские солдаты спали, ели и справляли другие надобности, совершенно не существенные для развития действия. Видимо, это по сей день важно для папуасов.

К собственно сказаниям папуасов ещё добавились сообщения, записанные от поселившихся там миссионеров, основанные на подлинных событиях. По форме эти сообщения довольно разнообразны: среди них имеются и обычные рассказы, и тексты протокольного характера, и торжественные речи. Но и в таком виде они способны передать облик людей, которые подверглись жесточайшему чуждому влиянию, вплоть до наших дней сохранили своё первобытное изумление людоедов перед бессмысленностью оружия массового поражения цивилизованных гуманистов.

Как известно, без десяти дней аж четыре месяца (!) прожил Миклухо-Маклай один в своей хижине, прежде чем 11 января
1872 г. впервые получил приглашение в деревню Бонгу. У меня столько времени не было, пришлось довольствоваться двумя месяцами на Папуа-Новая Гвинея (октябрь и ноябрь 2013 г.). Из множества рассказов, что довелось услышать, опубликую несколько, для общего представления.

Как люди племени коиари впервые увидели самолёт

«Во время войны мой дед был юношей возраста «эвати» (половозрелый, но ещё не женатый. — Авт.), и он вдруг услышал какое-то могучее урчание. Оно шло с той стороны, где расположена деревня Конобекатеро, и мы сразу же схватили наше оружие и выбежали из домов, чтобы узнать, что нас ожидает. Некоторые говорили, что это гудит дема (дух, потустороннее существо. — Авт.), но дед знал, что у демы более тонкий голос и он звучит так: «Рь-рь-рь-рь-рь».

Но вот появилось существо, что так сильно гудело. Деду показалось, что это была очень большая птица, какой он ещё никогда не видел, и она летала так быстро, как не может летать никакая другая. Все маленькие птицы сразу же разлетелись и скрылись, как при появлении морского орла. Тогда люди коиари сказали, что это, вероятно, орёл-дема. Но с морским орлом большая птица всё же имела мало сходства.

Потом она повернула так, чтобы не лететь через море, — это тоже было не похоже на морского орла — и направилась в сторону Мелиу. Больше дед её уже не видел.

Тогда он и другие очевидцы пошли искать старейшину и нашли его за домом, у маленького пруда, откуда он также наблюдал за птицей. Старейшина сказал, это была «масин-тербанг», но дед и другие юноши не знали, что это такое. Потом он сказал, что птицу сделали ингеррис (англичане) или бланда (японцы) — точно нельзя было разглядеть, и одного из них она несла на спине. Старейшина сказал также, что мужчина, который сидит на ней, может направлять её куда захочет: к морю или в лес, вперёд или назад, вверх или вниз.

Мальчики и юноши очень удивлялись, и даже дед, который был неглупым «эвати», восхищался чужеземцами и говорил, как хорошо они умеют колдовать, если смогли сделать такую птицу.

Но опытные воины Калбон, Нгаронге и Раму стали над ним смеяться, потому что он рассуждал, совсем как мальчик или как женщина. А вождь Валол сказал:

— Конечно, такую птицу надо уметь сделать. Но у нас колдуны лучше, чем у инггерис или бланда. Наши колдуны, если захотят, могут летать по воздуху без всякой птицы. А это куда труднее!

И я тоже так думаю», — заключил рассказчик по имени Кумуйя.

О больном, которого лечили ингеррис (англичане)

«Мой другой дед по имени Йон, сын прославленного охотника за головами Банги из деревни Комадеау, рассказывал, что во времена войны в Комадеау жил один старик, страдавший тяжёлой кожной болезнью. Это была не какая-нибудь чесотка и не кольчатый червь, от которого тело покрывается серыми лишаями. Это было что-то вроде язвы, какие иногда приносят на ногах из лесу, не причиняющие боли, но в короткое время разрушающие мышцы. Только у старика эти язвы покрывали всё тело.

Вскоре всё тело старика превратилось в сплошную гниющую рану, и от него так воняло, как от разлагающегося трупа. Никто не хотел общаться со стариком, и, когда он с большим трудом приближался к кому-нибудь из людей, они тут же убегали от него, хотя он был хорошим человеком и в глубине души все очень его жалели. Дед думал, что старик скоро умрёт.

Но как-то раз мимо нашей деревни проходил учитель-миссионер. Он сказал, что старика надо отвезти в деревню морского народа моти — Хануабада, в госпиталь ингеррис: может быть, там найдётся какое-нибудь средство от его болезни. Наши колдуны, которые выгоняют болезнь растираниями, не решались прикасаться к старику, а других способов лечения они не знали.

Тут троим юношам — Дембитьо, Куинбу из Явара и моему деду — пришлось уложить старика в лодку и поплыть с ним далеко по реке до Хануабада».

— Это было во время войны? — мне надо было обязательно уточнить.

— Это было как раз в то время, когда мой дед достал там первый железный нож для своего отца.

«По пути никто из юношей не хотел грести или стрелять рыбу с кормы лодки, так как там воняло особенно сильно. И по приезде в Хануабада они с радостью сожгли бы лодку, но только как бы им удалось вернуться домой?

Они, конечно, думали, что в госпитале старик умрёт, раз даже наши колдуны не смогли помочь ему. Они слышали ещё, что там у некоторых людей отрезают больные части тела, но ведь у старика всё сплошь было больным! И наконец, ингеррис в больнице вообще не могли так хорошо лечить, как говорил учитель и как это умеют делать наши колдуны. Недаром чужеземцы должны снова и снова давать больным свои лекарства. Это, наверное, потому, что они намного слабее, чем хорошие колдовские средства.

Так думал мой дед Йон. Но однажды мимо Комадеау проехали двое мужчин из Бупула Тьятлить и Белам. Они сказали, что ингеррис доктол оказался очень умелым лекарем и почти совсем вылечил нашего старика и что он велел передать нам, чтобы, когда исчезнет месяц, мы приехали за ним.

Тогда мой дед Йон с Дембитьо и Куибом снова поплыли в Хануабаду, но на этот раз с ними поехал отец моего деда. В Хануабада они сразу же направились в госпиталь и там во дворе среди белых чужеземцев увидели нашего старика, весёлого и довольного. Сначала мой дед Йон его даже не узнал, потому что кожа у старика была здоровая и от него уже не воняло.

Тут к нему подошёл ингеррис доктол и сказал:

— Приехали твои друзья из Комадеау. И если хочешь, можешь с ними вернуться домой.

Старик недоверчиво посмотрел на ингеррис доктола и молвил:

— А я думал, мне придётся остаться здесь навсегда.

Ингеррис доктол рассмеялся и сказал:

— Это вам наболтали глупые люди. И если ты только хочешь, то на самом деле можешь отправляться в Комадеау.

Старик всё ещё не верил этому, но, когда дед Йон поднял его узелок и понёс к лодке, он всё же пошёл с ним.

На берегу они присели, чтобы пожевать бетель и всё обдумать, как это мы всегда делаем перед началом поездки. Нам обязательно надо посидеть «на дорожку», мы никогда не выступаем поспешно, как чужеземцы, которые вечно кричат: «Скорее! Скорее!»

Старик тоже получил от отца моего деда орех бетеля и сидел тихий и задумчивый. Вдруг он спросил:

— Куда это мы едем?

— В Комадеау, — отвечал отец моего деда.

Но старик переспросил его:

— Правда, что в Комадеау?

— Да, подтвердил отец моего деда, — я же тебе сказал. Мы ведь не чужеземцы, которые лгут. Мы едем домой в Комадеау.

Больше старик ничего не спрашивал. Он сидел совсем тихо, и лицо его сияло от счастья. Он долго сидел так, пока мой дед Йон, его отец и другие юноши жевали бетель.

Наконец они поднялись, и только старик продолжал сидеть. Отец моего деда сказал:

— Вставай, мы поедем в Комадеау!

Но старик не встал. Он был мёртв. От великой радости, что может вернуться домой».

* * *

Как известно, знаменитый путешественник Николай Николаевич Миклухо-Маклай после Папуа-Новая Гвинея какое-то время жил в Саратове, пытаясь излечиться тут от малярии. Но ему не повезло. Надо признать, что ему вообще не повезло с выбором места для высадки на острове Новая Гвинея. Не на тех, как говорится, напали! 20 сентября 1871 г. корвет «Витязь» встал на якорную стоянку в бухте Астролябия близ мыса Гарагаси. Именно здесь (на карте вы можете найти это место, ориентируясь на море Бисмарка) капитан корвета Павел Николаевич НАЗИМОВ решил высадить на берег Миклухо-Маклая для исследования флоры, фауны и народов, населяющих остров. Но там, где высадился наш земляк, жило недоверчивое и очень примитивное племя бонгу, которые умели считать лишь до двух и ничего, кроме себя, на острове не знали.

А надо было лишь спуститься южнее! Там, в Коралловом море, на южном окончании острова, во-первых, климат сухой — нет малярии, от которой скончался Миклухо-Маклай; а во-вторых, люди, населяющие побережье, совсем иные — более открытые, гостеприимные и жадные до всего нового. Это люди народности моту.

Столица Папуа-Новая Гвинея город Порт-Морсби растянулась на узкой полосе берега, с обеих сторон ограниченного высокими скалами. Вначале поселение английского капитана МОРСБИ располагалось только на побережье, у деревни моту Хануабада. С этой деревни началось строительство города, который теперь вскарабкался вверх по склонам окружающих бухту гор.

Хануабада с первого взгляда представляет собой деревянную Венецию в самом начале её развития. Но, присмотревшись, понимаешь, что Хануабада скорее напоминает самостройные трущобы бедняков Рио-де-Жанейро — фавелы. Только построены эти «домики дядюшки Тыквы» не на горных склонах, а на сваях в океанской бухте.

Проводник Кунга привёл нас в названное селение Хануабада и договорился со старейшинами племени моту о том, что «русский журналист» пофотографирует, как живут люди, и порасспрашивает о карго культе, колдунах и необъяснимых явлениях.

Наибольшее количество непонятных событий, с точки зрения моту, произошли во время наибольшего кровопролития. А это была Вторая мировая война.

Слава богу, ещё живы очевидцы тех событий, и интересующие нас знания мы получили из первых уст. Старые люди моту войну помнят, они тогда были детьми.

Но из множества историй в наш файл под условным названием «карго культ» в Хануабаде было записано несколько преданий о появлении «пунтианак». Как мне думается, пунтианак является образом британской фантазии, охочей до привидений.

Но англичане так настойчиво рассказывают всем о своих привидениях, что они не могли не оказать влияния на легко возбудимое воображение моту. Эти рассказы могут пригодиться для понимания, почему японцы десакрализируют «культ пунтианак» и превратили этот мистический образ в опереточный персонаж, годный только для Хэллоуина.

Кому интересно приоткрыть «секретную» папку и узнать истории в оригинале, тому эту возможность и предоставляю.

Рассказ моту Манупутти, помощника старосты деревни Хануабада

«Пунтианак — это дух беременной женщины, умершей во время бомбёжки или сразу же после неё. Мы, моту, считаем, что она завидует людям, оставшимся в живых, и потому старается навредить им. Но особенно упорно преследует пунтианак своего мужа, так как он повинен в её смерти: ведь она умерла, потому что он привёз её сюда, где с неба падают бомбы японских самолётов. У пунтианак хватает силы оставаться в нашем мире, потому что на самом деле это силы сразу двух душ — её самой и её нерождённого ребёнка.

Пунтианак является к мужу или к другим людям ночью, и узнают её по тупому, безжизненному взгляду и по длинным когтям на пальцах. На спине у пунтианак зияет большая вонючая дыра, в которой копошатся черви, и она всё время старается повернуться спиной к стене, чтобы люди не заметили этого. А вокруг неё разносится запах тления.

Нападая на людей, пунтианак пытается исцарапать их своими когтями. Но едва начинает светать, она тут же исчезает, потому что она — ночной призрак и совсем не выносит дневного света. Если же рассвет застаёт её врасплох, она тут же превращается в слизь, и тот, на кого она напала, спасён.

Но и ночью от пунтианак можно защититься, если остаться дома. Там, где падает тень от крыши, она бессильна против людей. И если смело броситься на неё, она тоже расплывётся слизью или совсем исчезнет.

Вот какой случай произошёл во время войны в Хануабаде. Часов в пять пополудни один мужчина пошёл на рыбалку, чтобы наловить немного рыбы для своей беременной жены. Тут налетели японские самолёты и началась бомбёжка. Мужчина спрятался в безопасном месте, а когда уже затемно, часов в девять вечера (на Новой Гвинее темнеет всегда в 18.00. — Авт.), он вернулся домой, навстречу вышла его жена с младенцем в руках. Сначала он очень удивился столь преждевременным родам и тому, что жена его так быстро встала. Но когда захотел обнять ребёнка, то заметил, что у жены выросли длинные ногти и она пристально на него смотрит. Тогда он догадался, что жена погибла во время бомбёжки и превратилась в пунтианак. Он быстро убежал от неё и спрятался под опрокинутой лодкой. Пунтианак отыскала лодку и начала подкапываться под неё. Часам к четырём утра она прорыла уже такую большую дыру, что почти могла в неё пролезть. Но тут стало светать. Сгоряча пунтианак не обратила на это внимания и вскоре превратилась в слизь.

На пристани торговых лодок Коки один рыбак как-то вечером встретил чужую пунтианак, которая угрожала ему. Но он не растерялся и смело набросил на неё сеть. Пунтианак тут же исчезла.

Обычно пунтианак появляется только через четыре часа после смерти. Но иногда бывает и по-другому, как это случилось острове Юле-Айленд.

Мы не любим рассказывать про пунтианак, потому что европейцы смеются над нами. А ведь мы тоже хорошие христиане и не хотим, чтобы из-за нашей веры в пунтианак нас считали язычниками. Но пунтианак действительно существовали во время войны, и сейчас они существуют, только в наше время в них превращаются женщины, умершие внезапно во время родов».

Рассказ женщины-моту, жены полицейского из Порт-Морсби

«Старшая сестра моей бабушки была замужем за учителем-миссионером из Порт-Морсби. Она ожидала ребёнка, и поэтому муж привёз её в английский госпиталь. Он оставил её у военных врачей, а сам остался в Хануабаде, дожидаться, пока она родит. Но бог не пожелал этого. Был налёт японских бомбардировщиков, и старшая сестра моей бабушки погибла во время бомбардировки вместе с неродившимся ребёнком.

На следующий день старшая сестра явилась к моей бабушке. Бабушка рассказывала, что выглядела она совсем как живая, а не как пунтианак, и сказала ей тихо: «Сестрица!» Тогда бабушка попросила её, чтобы она не позорила нашей семьи и не становилась пунтианак. Она ничего не ответила и исчезла. Но нам всё же не удалось избежать позора. Другие люди видели её в образе пунтианак».

Рассказ пожилого моту из Хануабады, ученика учителя-миссионера, мужа пунтианак

«Мы, дети, удивлялись, что учитель так долго не возвращается. Вот уже два воскресенья он не читал нам проповеди. И в то же время его жена с ребёнком уже вернулись из госпиталя англичан. Никто не видел, как она пришла, и никто не ходил за ней в госпиталь, но она оказалась дома. Первыми её увидели маленькие мальчики Вайдам, Комнай и Доком. Они сказали об этом старейшинам, и те отправились в дом к учителю.

Там они застали его жену с новорождённым на руках, но самого учителя дома не было. Она сказала, чтобы принесли дров и овощей. Мужчины удивились, что жена учителя вернулась домой одна, но ничего не спросили и велели нам позаботиться о дровах и овощах. Потом они снова зашли в дом учителя, но там уже никого не было, сколько они ни искали».

Рассказ двух стариков-мото из Хануабады

«Я живу неподалёку от дома миссионера. Во время войны у него погибла жена. Её убили японские самолёты. Было около десяти часов ночи, и вокруг было темно и тихо. Только у миссионера ещё горел свет. Вдруг ко мне беззвучно приблизилась какая-то белая фигура. Она выглядела как женщина, только очертания её были расплывчатые, точно у привидения. Тут я догадался, что это пунтианак жены учителя. Хоть я был школьником, но я был храбрым, как свинья: схватил мачете для кокосов и бросился на призрак. Но как только я ударил по нему мачете, существо исчезло, а вокруг было по прежнему тихо и темно».

«Так как третьего дня соседский мальчик видел пунтианак, мой отец был осторожен и, зная, что придётся возвращаться домой ночью, зарядил ружьё патроном с солью, которую заговорил колдун. Для подобных случаев такие патроны очень хороши.

Сначала всё было совершенно спокойно. Лишь время от времени слышался лай собаки, но это бывает каждую ночь. Примерно в час утра к отцу бесшумно подошла какая-то огромная собака. Она совсем не походила на призрак, а выглядела как живая. Собака приблизилась к отцу так быстро, что он едва успел вскинуть ружьё и выстрелить.

Сразу после выстрела собака исчезла. Как видно, патрон оказал своё действие. Конечно же, это была пунтианак, потому что в Хануабаде и других районах Порт-Морсби не было ни одной такой большой белой собаки.

По сей день мы ждём, что пунтианак явится в своём третьем образе — в виде огромного гуся. Но если мы и тогда прогоним её, она уже никогда не придёт к нам».

Эдуард Абросимов

Оставить комментарий