Мату - мат!
Новый закон о языке литературы и искусства вызвал бурю эмоций
С 1 июля нынешнего года на театральной сцене, на кино- и телеэкране, равно как и на страницах литературных произведений, не будет места обсценной (непристойной), или нецензурной, лексике, а проще говоря — русскому мату. Такой закон приняли депутаты и подписал Президент России.
За нарушение предусматривается солидный штраф — до 50 тыс. руб., а за повторное и вовсе до 100 тыс. Известно, что к разработке данного законодательного акта непосредственно приложила руку депутат Государственной думы от Саратовской области Людмила БОКОВА — иногда в прессе даже проскальзывает выражение «закон Боковой». Другим инициатором гонений на матерщину стал знаменитый кинорежиссёр Станислав ГОВОРУХИН, в последние годы всё чаще занимающий подчёркнуто прогосударственную позицию по самым разным вопросам. Многие известные деятели культуры и искусства уже высказались по этому поводу. Как всегда в таких случаях, преобладают критические настроения. Хотя есть и те, кто решительно «за» — дескать, давно пора поставить заслон бескультурью в культуре. Но, пожалуй, интереснее всего рассмотреть нынешний закон в контексте запретительных мер в России сегодняшнего и вчерашнего дня.
Четыре слова — табу, а прочие — можно?
Разумеется, в первую очередь возникает вопрос: что же, собственно, считать нецензурной лексикой, за которую с середины года будут наказывать? В законе об этом ничего не сказано, но в разъяснениях, предоставленных специалистами Роскомнадзора, — структуры, которая и будет заниматься вопросами чистоты нравов в культуре, перечень «недопустимых» слов приводится. Кстати, это было сделано не сейчас, а немногим раньше — в конце прошлого, 2013 г. Тогда в России был принят закон о недопустимости мата в СМИ — то есть журналистам сквернословить (хотя кто видел мат в газете или ТВ-новостях?) запретили на полгода раньше, чем людям культуры и искусства.
Список словесных непристойностей выглядит так: «нецензурное обозначение мужского полового органа, нецензурное обозначение женского полового органа, нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения, а также все образованные от этих слов языковые единицы».
Стоит заметить, что многочисленные ныне словари русского мата насчитывают до 5 тыс. слов. Не говоря уже о бесконечных вариациях упомянутых «базовых» названий, в список не попали, например, названия части тела на букву «ж», чудака на букву «м», разговорные названия сексуальных меньшинств и ещё ряд выражений, которые в приличном обществе к употреблению никак не допускаются. Правда, по их поводу специалисты-надзорники также дали комментарий журналистам: можно упоминать в эфире после 21 часа, когда заканчивается «детское время», а в печати и в интернете — с сакраментальной пометкой «16+». Но всё же официально эти слова и словечки матом не признаны. Поэтому можно при желании неоднозначно истолковать решение саратовского управления федеральной антимонопольной службы, увидевшего в названии стриптиз-бара «БарСук» не только имя животного, но и непристойное слово и принявшего по этому поводу меры в виде назначения штрафа.
Из классики слова не выкинешь — матерного тоже
О роли матерного слова в русской культуре сказано очень много. Пробившись сквозь пласты веков, оно было осознано как абсолютно непристойное в просвещённом XVIII в. и затем давало буйные всходы в знаменитых поэмах БАРКОВА, в письмах ПУШКИНА и ЛЕРМОНТОВА, ДОСТОЕВСКОГО и ЛЕСКОВА. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН и КУПРИН считались среди знакомых виртуозами нецензурного слова. Одно из писем интеллигентнейшего ЧЕХОВА, адресованное его брату, долгое время не могли включить в самое полное собрание сочинений — там пришлось бы ставить сплошные многоточия.
В начале ХХ в. нецензурную лексику пытались вставлять в художественные произведения, в первую очередь в стихи. Особенно заметно это было в 20-е годы, когда обществом вновь строящегося мира овладело желание сделать отношения полов предметом гласности. Не последнюю роль в этом сыграли ЕСЕНИН и МАЯКОВСКИЙ.
Но это веяние быстро прошло, и в Советском Союзе мату был заказан вход в двери учреждений культуры и произведений искусства. Обсценные слова стали привилегией деклассированных слоёв. Исключением являлась лишь литература самиздата и песенное творчество отдельных подпольных бардов вроде Юза АЛЕШКОВСКОГО. Кстати, и в романе СОЛЖЕНИЦЫНА «Архипелаг ГУЛАГ», за который автор был удостоен Нобелевской премии, нецензурные слова занимают весьма заметное место.
Разумеется, перестройка и в этой сфере сказала своё слово — не всегда приличное. В эпоху окончательно победившей гласности мат получил право звучать со сцены и с экрана. А уж о печатной продукции и говорить нечего — её буквально заполонила прежняя «непечатность». При этом иногда те слова, что были перечислены выше, обозначали одной буквой и многоточиями, а иногда — нет. Последняя тенденция со временем всё больше крепла и к нынешнему времени стала едва ли не нормой. Например, в 2006-2007 гг. одними из самых продаваемых в странах СНГ стали скандальные романы Сергея МИНАЕВА «Дух less. Повесть о ненастоящем человеке» и «Media Sapiens. Повесть о третьем сроке». Они же, кстати, одновременно стали лауреатами антипремии «Полный Абзац» за сверхобилие грамматических, пунктуационных и фактических ошибок. Студенты пединститутов — и саратовского в том числе — выбирали эти произведения для анализа в дипломных работах, но не могли составить по ним конспект урока в школе. Причина проста — матерные слова безо всяких сокращений встречаются там в изобилии. Не менее 5-6 на каждой странице. Причём автор пользуется нецензурной лексикой умело. Её концентрация зависит от культурного и нравственного уровня собеседников главного героя, подчёркивает его внутреннее состояние и так далее. А ведь Минаев — далеко не самый «матерный» из современных писателей, если сравнить его с ПЕЛЕВИНЫМ, СОРОКИНЫМ, ВОЛОХОВЫМ — список можно продолжать долго. Вот такая картинка словесных нравов современности.
Если говорить о театре и кино, то там проникновение мата было, пожалуй, более осторожным, но лишь на первых порах — потом последовал подлинный словесный водопад нецензурщины. На заре гласности и открытости употребление матерных слов было единичным, зато произносились они обязательно криком и с надрывом, что должно было выражать эмоциональный накал героев. Но уже в начале 1990-х патриарх детского театра Наталия САЦ, заставшая новые веяния в 90-летнем возрасте, была вынуждена заявить в прессе, что никогда не признает такую свободу самовыражения, при которой со сцены театра для детей звучит мат и на этом шумовом фоне натуралистически показывают попытку изнасилования. Она имела в виду очередную постановку по мотивам булгаковского «Собачьего сердца» в одном из московских театров.
Так или иначе, но мат за последнюю четверть века получил прочную прописку в российском искусстве, став для одних нестандартным приёмом показа реальной жизни и оригинальным образным средством, а для других — приёмом эпатажа и способом привлечения к себе внимания. Более того, появились многочисленные научные (и псевдонаучные тоже) работы по исследованию природы непристойных слов русского языка и их значения для развития отечественной культуры. Иначе говоря, в научной и творческой среде появилась в определённом смысле слова мода на мат.
Нравственность по директиве
Как уже говорилось, критические отзывы о новом законе на сегодняшний день преобладают. Одним из первых по этому поводу высказался наш знаменитый земляк, народный артист СССР Олег ТАБАКОВ, которого труднее всего упрекнуть в бескультурии и погоне за дешёвой популярностью. Он назвал закон «типичным словоблудием» и сказал, что в его театре — МХТ им. Чехова — за всё время был лишь один спектакль, где офицер милиции высказывает накипевшее на душе с помощью сплошной ненормативной лексики. При этом поток нецензурных слов вполне отражает состояние героя и выглядит оправданным.
Известный молодой писатель Сергей ШАРГУНОВ, лауреат многочисленных российских и международных премий, определил новый закон как ханжество и увидел в нём проявление либо фарисейства, либо дремучести депутатов, их потугу «ополчиться на литературу как таковую».
Есть, конечно, и другие мнения — о том, что мат надо в корне искоренить, но всё же общий настрой творческой интеллигенции, как и можно было предположить, «антизаконный», вернее, «антизапретный». Этого вполне следовало ожидать. Любое вторжение государства — пусть даже обоснованное — на поле, где правит искусство, вызывает резкое неприятие его жрецов, хотя в другой ситуации они жёстко критикуют друг друга, часто за то же самое, что директивно запрещается. При этом многие ссылаются на опыт нелюбимого нами нынче Запада, где гораздо суровее, чем у нас, наказывают за брань в общественном месте (в Германии, например, даже существует такса штрафа за конкретные выражения, а не за ругань вообще), но при этом считают книжную, сценическую и экранную речь личным делом творцов и ограничивают её воздействие на потребителей лишь возрастными рамками. Частично это планируется применять и в России — книги с нецензурной лексикой изымать и сжигать не будут, но продавать их должны только в целлофановой обёртке и с указанием на наличие этой самой лексики.
Что же касается нравственных запретов, то на них в последнее время наши законодатели щедры необычайно. Кроме запрета мата, который в принципе можно если не принять, то понять, уже принят закон о недопустимости эпизодов с курением в фильмах и спектаклях. Было также предложение, вызвавшее немалый резонанс, о запрете сцен с употреблением алкоголя. Конечно, борьба за здоровый образ жизни в нашей стране — великое дело. Но ведь такие ограничения уже были во времена СССР. Если с вымарыванием «курительных» эпизодов дело прошло сравнительно гладко, то горбачёвская антиалкогольная кампания отняла у советских телезрителей ставший традиционным новогодний показ фильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром». Ведь там герой обретает личное счастье именно благодаря злоупотреблению алкоголем. А в культовой «Песне фронтовых корреспондентов» на слова Константина СИМОНОВА слова «от ветров и водки хриплы наши глотки» заменили на нейтральные «от ветров и стужи петь мы стали хуже», что, конечно, кроме смеха ничего не вызвало.
Можно вспомнить и другие столь же нелепые табу как советского времени, так и постсоветского. Разница в том, что в СССР ничего пояснять людям не надо было. Старшее поколение помнит, как в связи с обострением политической ситуации в Народной Польше, гражданам которой надоело жить при социализме, в 1980 г. с телеэкранов исчезла всеми очень любимая еженедельная передача «Кабачок «13 стульев». Её персонажи, чьи телеимена стали поистине нарицательными, — пан Директор, пан Профессор, пан Спортсмен и т.д. — теперь намекали на польские события. Потом в угоду «просьбам трудящихся» передачу пытались возобновить, заменив «панов» «товарищами», но вышло настолько нелепо, что те же трудящиеся потребовали прекратить глумление. Артисты в своих мемуарах указывают, что настоящей причиной запрета передачи стали отношения внутри кинематографического сообщества. А политику к этому лишь притянули. Но ведь мат, курение и алкоголь в кадре тоже можно привязать к чему угодно. Особенно если они запрещены законом.
А тут уже и новые ограничения творческого пространства намечаются — звучат требования запретить «показ жестокости и насилия, романтизацию преступного образа жизни», а заодно и весь шансон, как продукт блатного мировосприятия. Как тут не вспомнить, что шукшинский фильм «Калина красная» требовали запретить за воспевание рецидивиста, а шолоховский роман «Тихий Дон» — за героизацию белобандита.
Можно привести ещё один характерный пример 20-летней давности. В 1994 г. в телепрограммах была указана премьера фильма Петра ТОДОРОВСКОГО «Анкор, ещё анкор!». Она намечалась на 23 февраля. Но накануне объявили, что по просьбам ветеранов войны именно в этот день премьеры не будет — не соответствует фильм патриотическому настрою праздника защитника Отечества. Зато всего год спустя — 9 мая 1995 г. по телеканалам объявили, что военного парада на Красной площади в честь 50-летия великой Победы не будет. Он отменён «по требованию глав зарубежных делегаций», прибывших на наш праздник. И тут мнения ветеранов никто не спросил.
Поэтому вряд ли уровень культуры и патриотизма в обществе можно повысить с помощью запретов.
Станислав Орленко
