Главная / Издания / Кресты над Саратовом

Кресты над Саратовом

Кресты  над Саратовом
11 июня 2012

Дмитрий Чернышевский

МК в Саратове

№25 (773) 13-20.06.2012

Какую роль играет православная церковь в современной России

Россия была страной православной, СССР — атеистической, а современная РФ — страна суеверных православных атеистов. Но особо приближенной религией считается все-таки православие, а первой среди равных религиозных организаций — Русская православная церковь.

Церкви множатся, чиновники вслед за президентами активно ходят в храмы и, морщась от натуги и незнания, крестят лбы, олигархи, вышедшие из беспутных комсомольцев, жертвуют часть награбленных в приватизации богатств на восстановление храмов. А вера? С верой сложнее. По-настоящему верующими, то есть регулярно ходящими в церковь и причащающимися, по всем опросам являются всего несколько процентов населения.

Город православный?

По числу действующих храмов Саратовская область, как сказали бы в советские времена, «уверенно выполняет план по валу». В областном центре храмов и часовен столько же, сколько было в 1901 году — 49. И монастырь, кстати, тоже есть, хотя и на другом месте. В целом в области 255 действующих храмов, часовен и молитвенных комнат. Тут до дореволюционных времен еще далеко: в Саратовской губернии, не включавшей Заволжье, но простиравшейся на юг по правому берегу до Царицына, был 891 храм. Но церквей у нас действительно уже много. И строятся еще. Иногда даже кажется, что восстановление церквей в камне опережает восстановление веры в сердцах.

Формально верующих у нас много. Пожалуй, большинство причислит себя к православным. И на пляже крестики у всех поголовно. За границей, кстати, русских так и определяют — «Вы все с крестиками на шее». Когда в Саратов привезли мощи св. Матроны Московской, на поклонение собрались тысячи людей, выстаивали часами на морозе. Но кто скажет, что это поклонение двигалось верой, а не суеверием и отличалось от массового ошеломления каким-нибудь Кашпировским? Лично знаю многих, к Матроне ходивших и во Христа верующих, но к церкви относящихся настороженно-неприязненно. И шикают там, и оскорбляют, «не так стоишь», «не в то одета», и веру приходящих не уважают, гасят свечки едва их поставят, гонят мимо икон — «скорей, скорей!» — относятся как к винтикам, массовому стаду, а не людям. Церковь стала большой, и это не всегда ей на пользу. Индустриальное отношение к «пастве», коммерциализация, подчеркнутое раболепие перед властями, роскошь иерархов («лексусомания») вызывают в народе протест. Часто приходится слышать: РПЦ, восстанавливая храмы, восстанавливает и те отношения с властью и обществом, которые привели ее к краху в 1917 году. Православная церковь образца Российской империи в современной России не всем нужна.

Очищение огнем и кровью

Так сложилось исторически, что в России христианская церковь и государство связаны неразрывной родовой связью. Это в Риме церковь родилась в противостоянии с государством, прошла через гонения и изначально несла в себе мощный импульс свободы и независимости от светских властей. В России церковь была введена волей князя Владимира и всегда слишком тесно зависела от государства. Дошло до того, что при царе Петре вместо упраздненной патриархии ввели особое духовное ведомство — Святейший Синод, и церковь превратилась в одно из министерств. Тогда же царь отменил тайну исповеди, приказав священникам доносить полиции все подозрительное, что они узнают от прихожан.

Церковь как охранительное идеологическое ведомство империи… Апостол Матфей, бросивший сумку сборщика налогов и пошедший за Христом, наверное, в гробу перевернулся. Столь специфическая роль приводила к разным эксцессам. В Саратове в 1905 г. проповедь епископа Гермогена, неистово защищавшего режим, обличавшего социалистов, неверие и нигилизм, вызвала у черносотенных прихожан с ближайшего рынка приступ агрессии, обернувшейся погромами. Гермоген вел духовную войну; в руках толпы его призывы обернулись кровью, и эта кровь потом к нему возвратилась — большевики не простили ему «черносотенства» и утопили в Тобольске.

Когда государство переменило цвет, церкви пришлось плохо. К концу 1930-х в Саратовской области не осталось ни одной действующей церкви, большинство священников были расстреляны или находились в лагерях. Большевистские гонения превзошли по жестокости гонения Нерона и Диоклетиана. В Саратове взорвали собор Александра Невского, построенный на народные деньги памятник победы русского оружия в 1812 г. Он, кстати, не восстановлен до сих пор, и большинство жителей города против его восстановления на месте стадиона «Динамо». С 1937 году кафедра саратовского владыки пустовала — все, кто прежде занимал ее, были убиты или арестованы. Церкви как организации был нанесен жесточайший удар, само ее существование было поставлено под вопрос.

Церкви почти не стало, но вера была жива. Православие в России спасли те искренние священники, которые в годы гонений шли на смерть за Христа, превзойдя мужество первых христиан, и простые русские бабушки, тайком крестившие детей и продолжавшие верить несмотря ни на что. Когда пришла беда и во время войны Сталин восстановил патриаршество и разрешил церкви, по всей стране они наполнились толпами верующих. В Саратовской области в 1942 г. подали заявки на 25 церквей, из которых власть разрешила передать верующим две. К концу войны в области было четыре церкви, к 1955 г. число действующих храмов достигло 15.

Потом пришел Хрущёв, засеявший поля кукурузой и обещавший «показать по телевизору последнего живого попа».

С 1955 г. и по конец советской власти (до празднования тысячелетия крещения Руси) ни одного храма в Саратовской области открыто больше не было.

Хрущевские гонения были как бы не хуже большевистских. Множество церквей было взорвано, приходов — закрыто. Но власть на этот раз не решилась уничтожить церковь как организацию. Она предпочла поставить ее под плотный контроль. Верхушка иерархов РПЦ была прослоена агентами КГБ, иереев поставили под мелочный и злобный контроль «управляющих по делам религии», за посетителями храмов следили, и не дай бог было появиться на службе комсомольцу или партийному — это становилось предметом разбирательства на партсобраниях с соответствующими выводами. К середине 1964 г. в Саратове осталось только два действующих храма — Свято-Троицкий и Духосошественский соборы.

При Брежневе запал гонителей иссяк. Власти совершали ритуальные пляски по поводу религии, мешали церкви, как могли, но на активные действия уже не было духу. Саратовской области крупно повезло: во главе епархии с 1965-го по 1993 год стоял замечательный иерарх владыка Пимен, один из культурнейших людей своего времени, которого в любой другой стране ждали бы блестящая карьера и пост первоиерарха, а в СССР — ссылка в заштатный Саратов и прозябание там под надзором. Но жителям области это было только на пользу.

Благодаря его усилиям возобновила свою деятельность Саратовская духовная семинария, существующая и по сей день. На закате коммунистической власти она дала слабину и пошла на уступки религии — в последние годы правления архиепископа Пимена Саратовская епархия значительно расширилась, было открыто 70 храмов. В связи с этим епархию разделили на две, и с 1990 года архиереи, прежде объединявшие Саратов и Волгоград, стали именоваться «Саратовскими и Вольскими».

Плоды сергианства

Церковь начала возрождаться вместе с православной верой. Как же так вышло, что в итоге, после всех репрессий и гонений, РПЦ не обрела ни на йоту способность к самостоятельности, дух независимости и свободы от государства, характеризующий раннее (римское) христианство?

Ответ прост. Да, мученики и исповедники — и простой народ — спасли веру в годы беснования воинствующих безбожников. Но власть допустила сохранение церковной организации лишь на условиях полного подчинения РПЦ советскому режиму. Патриарх Сергий, назначенный Сталиным, получил свой трон не просто так. Независимый патриарх — такой как святитель Тихон, правивший церковью в 1918-1925 гг., коммунистам был не нужен. А Сергий проповедовал «лояльность» церкви атеистическому режиму, закрывал глаза на агентов госбезопасности в рясах, не защищал священников, которых убивали. Один из современных церковных публицистов в православном журнале с гордостью провозглашает: «Русская Православная Церковь — это Церковь «никоновская», «синодальная», «тихоновская», «сергианская». Все остальные претенденты на русское православие суть раскольники». Но гордиться тут нечем. «Сергианская» — значит «сервильная», раболепная перед любой властью.

Поэтому современная РПЦ такая, какая она есть. Коммерческая. Угодливая без нужды перед властями. Подверженная «лексусомании». Застывшая в формализме обрядности не меньше, чем поздняя КПСС. Стоит ли ее за это осуждать? Не знаю. «Сергианцы» сохранили церковь как таковую — без их соглашательства православие в России было бы уничтожено, как уничтожили религию в Северной Корее и Кампучии. Но, возможно, именно из-за сергианства РПЦ упустила шанс выйти из огня гонений обновленной, пройти через реформацию, которую прошло западное христианство. Не факт, что архаическая церковь, где совершаются непонятные народу ритуалы на умершем языке и сохраняются допотопные наряды, не превратится в этнографическое убежище «русскости», когда жизнь пройдет мимо. Надо лишь помнить, что вера и церковь — разные вещи, и не всегда проблемы РПЦ являются проблемами веры. Россию спасает вера, а не церковная организация. Так что все в руце Божией.

И еще одно обстоятельство побуждает думать, что каково бы ни было  политическое лицо РПЦ, которое не всех устраивает, у церкви есть будущее. Ведь православная церковь в России очень разная. Помимо «генералов КГБ в рясах» в ней всегда были такие, как владыка Пимен или нынешний митрополит Саратовский и Вольский Лонгин — люди широчайшего кругозора, искренней веры и ясного понимания духа времени. В их присутствии мне всегда казалось, что гламурный парад элиты на пасхальной службе в Храме Христа Спасителя, назойливое «дай, дай!» в отношениях с депутатами и бизнесменами, мемориальная доска в честь Дерипаски в Серафимо-Дивеевском монастыре, невежественные старухи, шипящие на молодых девчонок, впервые зашедших в храм, — все это наносное, временное. А настоящее — там, на службе, воспетой Гоголем, после которой люди выходят просветленными и хотят сделать что-то хорошее. Ведь именно это стране и нужно от церкви.

Дмитрий Чернышевский

Оставить комментарий