Революция без царя в голове

Сто лет назад окончательно истекло время Российской империи 

Февральская революция, столетний юбилей которой приходится на эти дни, остаётся одним из самых непонятных и непонятых феноменов русской истории. Точно так же мы слабо понимаем, к примеру, предпосылки и суть Смутного времени, но это когда было — четыре с лишним века назад. Или вот татаро-монгольское иго — было оно или не было?.. А Февральская революция 1917-го — вот она, рядом. И точно была. И ещё не просохли чернила в мемуарах современников, ещё будто живы кровь и слёзы тех, кто сто лет назад стал очевидцем судьбоносных, роковых событий: мы можем заглянуть им в глаза на старых чёрно-белых фотографиях, на прыгающих и рябящих киноплёнках, на которых торопливые, с угловатыми движениями люди валят на обочину, в пыль и гарь, тысячелетнее государство. 

Февраль 1917-го в привычной нам с детства советской историографии заведомо недооценивали, считая февральские события этакой «революцией второго сорта», мутной, до конца не разобравшейся в своих многочисленных течениях, антимонархической смутой, которую начисто затмили ЛЕНИН и Октябрь. Действительно, Октябрьская революция — резче, суровее, откровеннее, равно как Владимир Ильич с его ясными безжалостными формулировками и решительными действиями, начисто лишёнными бестолковой суеты, разноголосия и сутолоки многопартийного Февраля, — убедительнее любых КЕРЕНСКИХ, РОДЗЯНКО и прочих «временных». 

Ровно 100 лет назад была окончательно разрушена легитимность Российской империи. 27 февраля (12 марта) в Петрограде идущая уже несколько дней всеобщая забастовка переросла в вооружённое восстание. Режим не сопротивлялся, режим сложил лапки и сдался: НИКОЛАЙ II, ещё в декабре 1916-го предупреждённый, что точно будет революция, и в ответ отмахнувшийся: «Господь не допустит», 2 марта отрёкся. Характерно, Николая бросили даже все те, кто позже будет стенать по утраченной «великой России и царю-мученику»: духовенство, армия, интеллигенция, даже собственная родня, чьё резко положительное (!) отношение к Февральской революции вошло в историю как «великокняжеская фронда». 

Февральские события были относительно бескровными и не содержали привычных для революций ярких и символичных перфомансов типа штурма Бастилии, взятия Зимнего. Главной движущей силой этой революции стало устойчивое ощущение того, что прежний порядок себя исчерпал. Это ощущение не приходит разом и вдруг к десяткам миллионов людей, оно складывается годами. В этой связи очень показательны события за пределами двух столиц — в провинции: так, в Саратове ничего не подозревали о событиях в столице до 2 марта, но уж когда узнали, то тут же, в ночь со 2-го на 3-е, был избран Общественный городской исполнительный комитет (ОГИК) из шестнадцати человек, причём возглавил его большевик Владимир МИЛЮТИН (будущий нарком земледелия в первом Советском правительстве). Решающей силой стал военный гарнизон: в ходе стихийного солдатского митинга был избран временный военный комитет, по приказу которого в Саратове 3 марта — моментально! — были арестованы губернатор Сергей ТВЕРСКОЙ, высшие губернские чины, а также 300 жандармов и полицейских. Были взяты под контроль дума, почта и городская тюрьма, откуда по уже сложившейся революционной традиции выпустили заключённых. 

Однако очень скоро проявилась слабость новообразованных управленческих структур, работающих на непрочных общественных началах, не спаянных дисциплиной, лишённых единомыслия и в общем-то весьма смутно представлявших, что же делать дальше. И хаос безвластия, как в Саратовской губернии (территории взрывоопасной, наводнённой в 1917-м переселенцами и бывшими фронтовиками, в том числе дезертирами), так и во всей стране — не заставил себя долго ждать. 

Но обо всём по порядку.

 

Петроград: «…когда царей корона упадёт»

Конечно, ЛЕРМОНТОВ, пронзительно предсказавший будущее задолго до февральских событий, гений — ибо всё случилось по написанному им. Но прежде чем окунуться в события столетней давности, приведём несколько совсем свеженьких цифр социологического опроса, проведённого аналитическим агентством «Левада-центр» в январе текущего года. 

Так, 45% респондентов назвали Февраль-1917 «лишь первым, предварительным этапом Октябрьской революции, который сам по себе имел минимальное значение» (один этот факт свидетельствует о серьёзном непонимании причин и последствий Февральской революции в современном обществе). Свыше трети граждан вообще никогда не задумывались о рассматриваемых событиях. И лишь 11% опрошенных согласились с утверждением, что революция, если бы не октябрьские деяния Ленина со товарищи, «вывела бы Россию на путь прогресса и демократии». И, разумеется, сто лет назад людей, восторженно разделявших этот тезис, было намного больше. 

К их числу относилась не только тогдашняя провинциальная интеллигенция, уж полвека как одушевлённая идеями ЧЕРНЫШЕВСКОГО и постоянно ищущая, что бы такое-этакое изменить в существующем «несправедливом» порядке. Всё было гораздо серьёзнее: против действующей власти были настроены управленческие элиты, промышленники, церковь и армия. Более того, разговоры о «стихийности» революции, волнах «народного гнева» смотрятся, как минимум, нелепо на фоне, к примеру, следующего факта: в августе 1915-го, за полтора года до Февраля, в знаменитой «прогрессистской» газете «Утро России» был опубликован состав российского правительства, который «желала» бы Госдума, и практически все перечисленные в нём господа либералы позже вошли в первое Временное… А в декабре 2016-го в недрах Государственной думы вызрела славная идея о «центрах революционного брожения». В числе этих очагов оппозиции были Госдума во главе с Михаилом РОДЗЯНКО; Центральный военно-промышленный комитет во главе с Александром ГУЧКОВЫМ — «любителем сильных ощущений», дуэлянтом и личным врагом императора; наконец, Ставка Верховного главнокомандующего с генерал-адъютантом АЛЕКСЕЕВЫМ (человеком, оказавшим огромное влияние на решение Николая об отречении). И конечно, будет нелишним назвать «главного спонсора» революции — крупное купечество двух столиц, которое за свои деньги хотело получать реальный доступ к рычагам высшей власти; при наличии системы самодержавия это, естественно, было невозможно. 

Высший церковный орган, Священный синод, также был недоволен существующим порядком вещей (в частности, тем, что принятие законов, регулирующих работу и бюджет церкви, оставалось за думой). 27 февраля Синод отказался осудить революционное движение, 5 марта прекратил провозглашать «многая лета царствующему дому», а 9 марта распространил послание «к верным чадам», начинавшееся со слов «Свершилась воля божия». 

Отступилась и армия. К началу марта начальник штаба Ставки Верховного главнокомандования Михаил Алексеев получил согласие всех командующих фронтами (в том числе знаменитого генерала БРУСИЛОВА, главнокомандующего Юго-Западным фронтом) на смещение Николая II. Как известно, представители генералитета оказались в числе тех, кто 2 марта взялся за составление царского манифеста об отречении. Не стеснялась и царская родня: так, 1 марта 1917-го великий князь Кирилл Владимирович явился в Думу с красным бантом на плече и, как восторженная гимназистка в каком-нибудь уездном Балашове несколько дней спустя, с ним расхаживал.

Словом, император Николай был обложен со всех сторон, но не принимал никаких превентивных мер — и даже после ареста, произведённого Лавром КОРНИЛОВЫМ с согласия генерала Алексеева, называл последнего «добрым». (Совсем скоро «добряки»-генералы Корнилов и Алексеев станут во главе белого Добровольческого движения и, условно говоря, попытаются выправить плоды своей бурной февральско-мартовской деятельности — но не судьба.) 

И вести о падении царя полетели во все концы бескрайней империи, очень скоро размежевавшейся на очаги местного самоуправления.  

 

Саратов: Советы на все случаи жизни

«Вся земля мужикам будет дадена, а городов не будет вовсе». 

Не было такой восторженной, легковесной глупости, которая не была бы сказана в эти пьяные от свободы и вседозволенности первые весенние дни 1917-го. Революционная пропаганда (преимущественно со стороны эсеров) убедила простой люд в некоем «народном праве», за которым сила, за которым возможность действовать по собственному усмотрению и, по большому счёту, вседозволенно. Крестьяне принялись массово захватывать земли. При этом активизировалось колоссальное количество людей, которые не способны реализовать себя в условиях стабильных и устоявшихся, но моментально адаптируются к изменчивой трясине перемен. 

И в Саратове — городе с давними революционными традициями — таких людей всегда хватало. На саратовской земле разворачивали свою деятельность знаменитая террористка Вера ФИГНЕР, эсер-боевик Степан БАЛМАШЕВ, застреливший министра внутренних дел СИПЯГИНА, пресловутая «бабушка русской революции» Екатерина БРЕШКО-БРЕШКОВСКАЯ, а также уроженец Хвалынска Виктор ЧЕРНОВ — эсер, первый и последний председатель Всероссийского учредительного собрания. Именно здесь проявил свои немалые, гм, таланты будущий сталинский «железный нарком» Лазарь КАГАНОВИЧ, в июне 

1917-го отправившийся депутатом от Саратова на Всероссийскую конференцию военных организаций РСДРП(б). 

…Впрочем, опьянение рано или поздно проходит. И те же крестьяне, которые в первые недели «свободы» показательно плевали на рухнувшие институты власти и на самых незначительных «приспешников прежнего режима» (учителей, священников, агрономов, докторов, мелких чиновников, не говоря уж о разжалованных полицейских и жандармах), начали озираться по сторонам в поисках точки опоры. Какой-то системы координат. 

О каком порядке может идти речь, если уже в первые дни революции в Саратове и губернии восторжествовало даже не двое­властие, как в Петрограде («запараллеленные» Временное правительство и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. — Авт.), а многовластие? Если в гуле народного ликования, в толпах манифестантов, размахивающих красными флагами и цепляющих красные банты, при звуках «Марсельезы» множились как грибы после дождя бесчисленные комитеты и советы, рабочие, солдатские, крестьянские, фабрично-заводские, уездные, волостные, городские, губернские?.. Комитеты, советы! Уже к маю в одном Саратове было создано 85 комитетов и 16 профсоюзов. Многие вновь созданные структуры дублировали полномочия друг друга и сталкивались лбами. Путаница была на самых высоких этажах новой власти: так, Саратовский ОГИК избрал губернским комиссаром кадета Николая СЕМЁНОВА, а Временное правительство остановилось на кандидатуре октябриста Константина ГРИММА (последний подал в отставку).  

Февральская революция в Саратове привела к тому, что прежние госструктуры были развалены, а новые распылились и «уработались» до полного административного паралича. Простой пример: помимо местных органов Временного правительства и саратовского Совета рабочих депутатов, в губернии (где находилось 150 тыс. военно­служащих!), действовал Военный комитет в составе 40 офицеров и 80 солдат — и позиционировал себя как отдельную политическую силу, не обращая внимания на противодействие других «ветвей власти». 

P. S. Революционная эйфория, пресловутое «время надежд» быстро исчерпали себя. Впереди была изощрённая и напористая пропаганда большевиков, впереди были комитеты спасения революции, созданные для борьбы с корниловским мятежом, и конечный лозунг: «Вся власть Советам!». Впереди были жестокие истины двух Владимиров — Ленина там и АНТОНОВА-САРАТОВСКОГО здесь.  

«В тот день явится мощный человек, // И ты его узнаешь — и поймёшь, // Зачем в руке его булатный нож».

 

Автор: Антон Краснов